— Если тебе так больше нравится, — согласился Садовой и присовокупил: — Мы взялись за непосильную задачу. Самое отвратное, когда не знаешь, что собственно ищешь. Потёмки!
— А вот тут я с тобой не соглашусь. Есть два вопроса, на которые нет ответов. Первый: кто оставил синяки на Ритиных ногах? Второй: для чего она передала часы Алену накануне этого самого хэ-хэ…
— Хэллоуина.
Развить тему не позволил женский голос, с командирской безаппеляционностью объявивший посадку на поезд, следовавший до Москвы. Друзья двинулись на перрон. Отыскав вагон с указанным в билете номером, некоторое время постояли, словно в оцепенении, затем обменялись рукопожатием и дали обещание быть на связи.
И тут грянул марш «Прощание славянки», которым здесь уже много лет провожают фирменные поезда. Видимо, не без воздействия бессмертной мелодии друзья заключили друг друга в объятия, а на глазах профессора даже блеснула влага. А может, просто отблеск уличного фонаря.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
УКРАИНА
Глава 1
«К НАМ ЕДЕТ АМЕРИКАНКА!»
Праздничный стол ломился от еды.
На тот случай, если на «огонёк» забегут бывшие коллеги.
Но никто не зашёл. И это понятно. Заняты по горло.
Свыше поступило распоряжение: декоммунизировать Деда Мороза, заменив Святым Николаем. А это означало: нужно внести поправки в сценарий плюс переделка костюма главного персонажа. Хорошо ещё, что у святого Николая отсутствует спутница. Будет на чём сэкономить. А в остальном — сплошь заморочки. И главная — детский вопрос: «Куда подевались дедушка Мороз и Снегурочка»?
Хорошо, что она теперь далека от этих треволнений. Правда, взамен появились другие.
Они ринулись на неё после первого же бокала «Шампанского», которое она впервые в жизни ухитрилась открыть за несколько минут до боя Кремлёвских курантов (А как без них?). Правда, звук телевизора был предусмотрительно убавлен.
Сказалось нервное напряжение последних недель — она захмелела. Иначе как объяснить последующий поступок? Профессорская супруга принялась названивать в квартиру первого мужа!
Она в упоении слушала гудки. А мысли роились в голове, как облако слепней в летнем лесу под Киевом. Женат ли Андрей Малафеев? Интернет об этом умалчивал, указав лишь на наличие сына. Ольга решила, что речь — об их общем ребёнке. Это приободрило. И подвигло на звонки.
Телефон звонил и звонил. Безответно.
Спустя время профессорская жена поблагодарила об этом мудрые небеса.
Оставшись одна, Ольга испытала и пустоту, и свободу одновременно. Она с энтузиазмом вернулась к краеведению, однако статья перестала быть объектом, мобилизующим мозг. Такое случается, когда возникает другой, не менее волнующий предмет. Им стала девушка из альбома Краснянских.
По непроявленным внешне, но улавливаемым женским нутром признакам супруг питал к ней не просто интерес детектива. Тут пахнуло мужским вниманием. Учуяв опасность, женщина решила «пробить» потенциальную соперницу по своим каналам, и на этот раз предмет поисков обрёл конкретные черты: Илья или по-украински Илля Власожар.
Увы, среди запечатлённых на групповых снимках учащихся мальчик с такой фамилией отсутствовал. А это могло означать, что уроки русского языка и литературы ему давала другая учительница. Отсюда проистекала необходимость ещё одного звонка — Нине Викторовне.
Педагог постсоветской школы была одарена не только звучной фамилией Заславская, но и поэтической натурой: сценарии к школьным мероприятиям писались исключительно в рифму.
Следуя логике памятливой Иды Соломоновны, Илюша Власожар должен был входить в кружок любителей изящной словесности «Зелёная лампа», чью эстафетную палочку молодой педагог-энтузиаст получила из рук его создателя — библиотекаря Краснянской.
Название детского объединения перешло к литературному журналу. Его стали издавать уже по инициативе Садовой. Тираж 100 экземпляров. Для юных литераторов цифра значительная.
Но что там Ида Соломоновна толковала про подружку Ильи? Ольга Юрьевна поднялась с кресла и охнула: в правую лодыжку впились сотни иголок. Она помассировала затёкшую ногу и хромая приблизилась к мебельной стенке, где хранились журнальные подшивки. Больше всего места занимал «Огонёк» времён перестройки и печатного ренессанса в Советском Союзе. На внушительной стопке расположилась — поменьше. Её полиграфическое исполнение отличалось предельной скромностью. Одно слово-«самиздат».