Мокрый не боится дождя

Письмо, оставшееся без ответа. Для старшего поколения, по складам читавшего про чеховского Ваньку, писавшего на деревню дедушке, это понятие знаковое. А недошедшие до родных письма капитана Татаринова из «Двух капитанов» Вениамина Каверина — тем более. Беря во внимание и чеховского Ваньку, и каверинского капитана, Садовой не мог оставить конверт вот так… лежать на земле. Он и не оставил. По-заячьи прытко, как отметила выглянувшая из окна супруга, Владимир Николаевич метнулся к летающему объекту, схватил прихваченными холодом пальцами и… сунул в карман, после чего поднял голову — никто не наблюдал за ним. Тень, скользнувшая за бежевой занавеской родной кухни, в счёт не шла. Лёля числилась в перечне представителей рода человеческого, в глазах которых он не боялся выглядеть смешным. Или чересчур правильным.

В подъезде он вытащил находку, определив наощупь, что бумага подверглась действию стихии в незначительной степени. Увы, свет, вяло растекавшийся из болтавшейся под потолком лампочки, не позволил прочесть и нескольких строчек. Он вернул конверт на прежнее место и принялся одолевать ступеньку за ступенькой.

На очередном лестничном марше что-то метнулось под ноги — он едва не грохнулся навзничь.

— Да что б тебя… подчепило и бросило! — Так выражалась бабушка по отцовской линии.

Муська! Гигантская кошка — долгожительница, растерявшая зубы, но не утратившая охоты к вылазкам.

В какой-то момент темнота поредела. Это жена распахнула дверь и подсвечивала сверху. Он энергичнее задвигал конечностями.

Ольга приняла у него куртку и шапку, чтобы просушить на кухне. И только он открыл рот, чтобы сообщить о конверте в кармане… затрезвонил телефон. Требовательно и призывно.

— Алё.

— Это Паша.

Он долго и нудно распространялся о самочувствии своей украинской гостьи и совместном с ней времяпрепровождении. Профессор заподозрил неладное.

— Пашь, не темни. Говори прямо — что моя матушка отчебучила?

— Володя, я оказался прав.

— Насчёт чего?

— Их развели политические разногласия.

— Пашка, выражайся яснее.

Но растолковать, что к чему Пашке не удалось. В трубке раздалось пыхтенье, затем какая-то возня и, наконец, застрочил голос Пашкиной жены:

— Владимир Николаевич, мы сожалеем. Она пропала.

— Что с мамой?

— Вы не волнуйтесь. Софья Михайловна оставила записку.

Теперь инициативу перехватила Ольга, мягко, но решительно отобрав трубку:

— Это Ольга. Я слушаю вас внимательно.

— Оленька, матушка Владимира Николаевича покинула наш дом.

— Вы уверены?

— В каком смысле?

— Софья Михайловна любит пешие марш-броски.

— Мы сначала тоже так подумали. Но она забрала свои вещи. А ещё оставила записку.

— Что в ней?

— «Не ищите. „Покой нам только снится“».

— Понятно.

— Но что это значит, Оленька?

— Только одно: скоро старушка объявится в Киеве.

За всей этой суматохой о находке вспомнили не сразу.

По всему выходило, что письмо оказалось в стопке рекламной продукции. Небрежность вполне извинительная по нынешним нервным временам. Да и кто в наши дни пишет письма в бумажном варианте? Если только ностальгически настроенные дамы преклонных лет, так и не освоившие компьютер, электронную почту и прочие блага цивилизации. Водрузив очки на переносицу, профессор прочёл имя адресата: Ольга Юрьевна Садовая. Рука явно женская. Почерк разборчивый. Ида Соломоновна? Решила для верности запечатлеть на бумаге указания по зимнему саду?

Телефонный звонок прервал размышления. Софья Михайловна звонила с Казанского вокзала российской столицы.

Нет, домашнее заточенье не для неё. Она пташка вольная. Но если сын желает в скором времени увидеться с родительницей, пусть немедленно отправляется на вокзал и отбывает за ней в Москву.

Глава 3 Работа над ошибками

Проводив мужа, Ольга поспешила домой.

Она наклонилась, чтобы снять сапожки и … что-то горячее устремилось по подбородку и залило свитер. Зажав ладошкой нос, она забежала в ванную.

«Что-то она расклеилась в последнее время. Неужели, ранний климакс?»

За формочкой со льдом пришлось вернуться в коридор, где размещался холодильник. Зарывая его дверцу, она заметила оставленный впопыхах конверт. Приложив ледяной брусок к переносице, свободной рукой потянулась за находкой.

Киев, Каштановый переулок, дом 57, кв. 17. Садовой Ольге Юрьевне.

Наверняка из школы, а конкретно, от директрисы. Не хочет лишней огласки, а потому решила использовать старый дедовский способ — почту. Наверняка не пришлась ко двору какая-нибудь молоденькая учительница. Но ведь есть Ольга Юрьевна! И она, конечно, простит никуда не годный тон их последнего разговора. И не только.

Накатили непрошенные воспоминания об аудиенции в директорском кабинете восемь месяцев назад.

Её назначили на время, когда в гимназии оставался лишь сторож. Однако припозднилась зауч, репетировавшая с детьми вальс для выпускного. Но они занимались своими делами на приличном расстоянии от директорского кабинета, так что никто не должен был помешать беседе директора с учительницей русского языка Садовой.

Ольга Юрьевна постучала в дверь с табличкой «Директор».