Моль

Моль не нашла в себе силы ответить. Прижалась к мужчине еще сильнее, уткнулась носом в горловину белого поло. Нового. Светлана ему такого не покупала… Она хотела вдохнуть напоследок до боли полюбившийся мужской аромат, но Васька уже и пах иначе. Не старым добрым Олд Спайсом, который стоял на полке в ванной, а дорогими и модными духами. Сердце защемило еще сильнее. Он как будто, крадучись, уходил, в то время как она судорожно пыталась поймать отголоски его присутствия в своей никчемной жизни. Мука. Агония. Умирание. Она не верила в ад после смерти – и правильно делала. Потому что чистилище было здесь. На земле.

- Как ты хочешь провести оставшееся нам время? – Её едва хватает на то, чтобы выдавить из себя этот простой вопрос.

Василий бросает на нее нечитабельный взгляд, отставляет в сторону тесто. Подходит вплотную, берет за руку и тянет в спальню. Неужели он опять хочет секса? Света не уверена, что сейчас выдержит такую нагрузку. Но Васька просто укладывает ее на кровать. Ложится рядом и долго-долго изучает ее своими руками. Их взгляды скрещиваются, ведут безмолвный диалог:

- Как же так, Васька? Как же так…

- Это свобода. Настоящая свобода – когда боли нет.

Замолкают. Скользят, как слепцы, пальцами по лицам друг друга, спускаются, проходят по телу. То ли ставят метки, то ли навсегда прощаются… Боль чудовищная, адская, нестерпимая. Моль гонит ее от себя, не желая, чтобы она отравляла их последние часы, минуты, секунды… Как она будет жить без него? Это же совершенно невозможно. Она скучает по Ваське, даже когда он просто выходит в другую комнату. Каждая наносекунда без него, как вечность… Тогда… что ее ждет? Непрекращающаяся агония? Зачем тогда вообще жить, дышать, ходить на работу?

- Даже думать не смей.

Она поднимает на него растерянный взгляд. Как давно он научился читать ее мысли?

- Обещай, что будешь жить. Чтобы ни случилось, все не так, как кажется. Поэтому обещай!

Она кивает головой, соглашается… Дает обет, который никогда не сможет нарушить. Подписывается на вечную муку… А как бы просто было все прервать… Возможно, где-то там, за чертой, они могли бы встретиться, и все было бы иначе… Но разве она верила в существование этой самой черты? Нет. Это противоречило всем ее убеждениям. А значит, конец уже близок. Ей остается только смириться. Принять его выбор. Дать напоследок Ваське то, что он никогда не имел – свободу. В том числе от себя… Как бы страшно это ни звучало. Она поддерживала его во всем, и сейчас ей, как никогда, надо быть последовательной.

Светлана выдохнула. Больше всего в сложившейся ситуации ей хотелось сохранить выдержку. Не потому, что она боялась предстать перед ним слабой. А потому, что не хотела делиться с ним своей болью. Ни с кем не хотела делиться! Когда у неё ничего не останется, боль станет всем. Боль будет доказательством жизни, которую она обещала Василию. Моль всегда выполняла свои обещания.

Секунды торопливо складывались в минуты, минуты в часы - их время стремительно убегало. Ещё немного и… Все. Света целовала красивые руки. Запоминала Василия, впитывала в себя. Она будет жить этими воспоминаниями. Ей ничего другого не остаётся. Боль и воспоминания…

За окном рождается новый день. Скупые лучи озаряют пространство таинственным рассеянным светом. Рассвет всегда ассоциируется с победой добра над злом, с чем-то чистым и светлым... Но не в этот раз. Сегодня рассвет Моль практически возненавидела. Он, как грязный вор, отнимал у неё самое дорогое…

Василий, и правда, вскоре ушёл. Без лишних слов и никому ненужных благодарностей. Ушёл так же внезапно, как и появился, всего несколько недель назад… Своим появлением в жизни Светы он дал ей так много. Но его уход отнял практически все.

Глава 27

Света гнала машину. Она пыталась во чтобы то ни стало успеть вернуться домой до наступления ночи. Дорога была свободной и хорошо освещенной. Европа… что с неё возьмёшь?

Светлана переехала в Таллин давно… Три с половиной года назад. Когда узнала о гибели Васьки. Узнала, как и все… Из телевизора, который периодически включала, чтобы хоть что-то нарушало мертвую тишину её дома. Она не знала, как раньше в ней жила. Просто не знала. С уходом Василия тишина стала её проклятием. Легче не стало даже тогда, когда она вышла на работу. Чужие люди, чужие судьбы, чужая боль, которая воспринимается как никогда остро.