Молчаливая роза

Насколько она умна? Ее книги свидетельствовали об остром, пытливом уме; видимо, она и в жизни была такой же. Не ошибся он и тогда, когда по снимку предположил, что женщина красива. Но оригинал действительно оказался лучше копии. Это не было избитым комплиментом.

Хуже другое. Девон Джеймс оказалась куда более проницательной, чем он предполагал. В отличие от большинства деловых партнеров и знакомых женщин, легко поддававшихся обаянию Джонатана (чем он обычно и пользовался), Девон уловила в нем скрытую агрессивность. Особенно озадачило его, что Девон не реагировала на хорошо отработанные улыбки, будто видела насквозь их искусственность. При всем том Джонатан чувствовал в ее характере мягкость — черту, которую Девон тоже пыталась замаскировать.

Заинтересовала Джонатана прежде всего внешность этой высокой, грациозной, элегантной блондинки с нежными коралловыми губами, тонкими скулами, красивыми ногами и маленькой высокой грудью. Хотя она была поджарой, как породистая борзая, однако от взгляда Джонатана не укрылись плавные изгибы ее фигуры. Он поймал себя на том, что пытается догадаться, какие у нее соски — бледно-розовые и тугие или коралловые и пухлые, как ее губы.

Джонатан чувствовал возбуждение. Он не мог припомнить, когда в последний раз был поражен женской внешностью. Еще в ресторане у него несколько раз напряглось тело при виде язычка Девон, слизывавшего крошки с уголка рта или с ложки. Учитывая цель встречи, он счел эту реакцию совершенно неуместной. Еще больше он корил себя за шальную мысль пригласить ее пообедать. Джонатан с самого начала понимал, что потребуется не одна встреча с Девон Джеймс, чтобы убедить ее отказаться от намерения написать книгу, но пригласить ее на обед к себе домой было безрассудством. Не безрассудством, поправил он себя, а проявлением вульгарной похоти. Все это было ему не нужно — и увлечение этой женщиной и ее вторжение в его личную жизнь. За последние три года дом, с его миром и покоем, стал для Стаффорда самой большой драгоценностью, крепостью, убежищем от суровых реальностей мира, местом, где он и его сын могли быть вместе. Даже Акеми только один раз побывала у него.

Мысли его переключились на маленькую азиатку. До последнего времени Джонатан был доволен ею и их спокойными отношениями. Красивая, умная, внимательная Акеми понимала нужды Стаффорда и никогда не лезла в его жизнь и дела. Девушка чувствовала себя счастливой, живя в снятой для нее роскошной квартире, получая щедрое содержание и пользуясь дозволенной свободой — конечно, без права встречаться с другими мужчинами.

— Вот мы и туточки, начальник, — сказал Генри, остановившись у обочины.

Джонатан усмехнулся — лондонские простонародные словечки, соскальзывавшие время от времени у Генри, неизменно забавляли его. Через затемненное стекло он взглянул на сверкающий, отделанный стеклом домище на углу Семьдесят шестой и Мэдисон-стрит.

— Так, мы приехали, — осторожно напомнил Генри.

Не дожидаясь, пока шофер выйдет и распахнет перед ним дверцу, Джонатан сам открыл ее и ступил на тротуар.

— У меня на семь вечера назначена встреча в городе, — сказал он водителю через открытое окно. — Лучше будет, если ты подъедешь за мной к шести.

— Эге, сэр. — Генри нажал на кнопку, и стекло поползло вверх, отрезав его от мира. Он коротко просигналил таксисту, предупреждая, чтобы тот не подъезжал слишком близко, затем дал газу, и длинная черная машина рванулась прочь.

Уникальный тип, подумал Джонатан, живо представив себе, как Генри умело пробирается сквозь уличные заторы. Поразительно: за пять лет, что этот малый служит у него шофером, ни одна из машин Стаффорда не получила ни царапинки. Улыбнувшись, Джонатан повернул к высокому дому, махнул рукой вахтеру в красно-бежевой униформе, стоявшему спиной к ветру, пересек тротуар и толкнул вращающуюся стеклянную дверь.

Освещенный хрустальной люстрой, вестибюль был отделан дорогим бежевым мрамором. Абстрактные картины в золоченых рамах висели на светло-коричневых стенах, толстый бежевый ковер покрывал пол. Джонатан едва кивнул охраннику за конторкой и прошел к лифтам.

Своим ключом он отпер дверь квартиры и вошел в переднюю с мраморным полом, где его ждала Акеми с коньячным бокалом в шафрановых пальчиках.

— Добрый вечер, Джонатан! — Она привстала на цыпочки и поцеловала его в губы, обдав прохладным запахом ментолового полоскания для рта и его любимого джина «Пинк Леди». От гвоздичного цвета кимоно веяло духами, тонкой смесью ароматов розы и пряностей.

С помощью Акеми Джонатан снял кашемировое пальто, а потом взял предложенный ею бокал бренди.

— Аригато![7]— сказал он.

Джонатан неплохо говорил по-японски, по-французски и по-испански.

Акеми проводила Стаффорда в гостиную, и он тяжело опустился на обитую белым шелком тахту, вытянув перед собой длинные ноги.