Она поймала себя на том, что улыбается и краснеет, как пятнадцатилетняя девочка. Неотразимый, обаятельно улыбчивый, Джонатан играл на ней, как маэстро играет на хорошо настроенном музыкальном инструменте.
Девон знала, что и зачем он делает, и тем не менее не могла заставить себя не поддаваться его чарам. Только спектакль спасал ее. Если бы не представление, она бы, наверно, капитулировала без всяких условий. Но опера захватила ее с начала увертюры и до финального аккорда. Изумительные костюмы, роскошные декорации, невероятно талантливая труппа, великолепная музыка. Такого шедевра Бродвей, кажется, еще не знал.
Но Джонатан был очарован спектаклем не меньше, а то и больше, чем она.
— Я просто забыл, каким невероятным наслаждением может стать бродвейское представление. Обязательно приведу сюда Алекса. Наверняка ему понравится.
— Неужели он никогда не был в театре на Бродвее?
— Не был… — При упоминании о сыне Джонатан на миг нахмурился и добавил: — Ни разу.
— В будущем месяце в Линкольн-центре Нью-Йоркский балет показывает «Щелкунчика». Почему бы вам не пойти, если сможете достать билеты? Уверена, что ваш мальчик будет в настоящем восторге.
— Так и сделаю, — суховато сказал он. — Превосходная мысль.
С этого момента вечер стал тускнеть. Обед у Сарди вместо яркого события, которое могло надолго запомниться обоим, превратился в скучное, формальное мероприятие. Они ели быстро, в основном молча, а затем Джонатан предложил поискать другое, более спокойное место, где можно было бы поговорить откровенно, с глазу на глаз.
— Почему бы не поехать ко мне? — предложила Девон. — У меня есть бутылка прекрасного бренди, едва початая.
— Прекрасно, — согласился Джонатан.
Но дурное настроение, овладевшее Стаффордом в конце вечера, не отпускало его.
Лифт медленно поднял их наверх. Джонатан помог ей снять пальто и рядом с ним повесил свое. Пока Девон стояла у старинного серванта орехового дерева, служившего ей баром, Джонатан прогуливался по комнате, разглядывая картины, восхищался бронзовыми статуэтками и причудливо раскрашенным керамическим блюдом. Затем он подошел к ее французскому письменному столику. Девон похолодела. С бокалом в руке она застыла на месте. Копия завещания Флориана Стаффорда лежала на темно-зеленой кожаной папке рядом в выписками из семейных писем, прочитанных ею в библиотеке.
Когда Джонатан обернулся к ней, на лице его без труда читалась едва скрываемая ярость.
— Я вижу, вы основательно поработали, мисс Джеймс.
Секунду она не могла придумать, что ответить, и стояла, уставившись ему в лицо, от которого веяло холодом и злобой.
— Я понимаю, что вам не доставляют ни малейшего удовольствия мои исследования, Джонатан, — мягко начала она. — Но вы обещали выслушать меня. Я надеюсь, что вы сдержите слово.
Не дождавшись ответа, она подошла к нему и протянула бокал. Его лицо сохраняло жесткое выражение, хотя стоило Девон коснуться его руки, как глаза Джонатана потеплели.
— Я сказал, что хочу знать, с какой целью вы собираете информацию о Стаффордах, но… — Он провел рукой по волнистым черным волосам и отвел их со смуглого, гладкого лба. — Мне трудно говорить об этом, Девон. Я человек по природе замкнутый, и мне глубоко неприятно ваше вторжение в жизнь моего семейства, родственников, предков.
— А мне столь же неприятно ваше вмешательство в мои дела. Но я понимаю, почему вы это делаете, и стараюсь по возможности быть справедливой.
Джонатан сел на диван, вытянул перед собой ноги и подтянул брюки на коленях.
— Хорошо, расскажите мне, что это значит.
Девон села рядом, собралась с мыслями и про себя попросила Господа послать ей правильные, точные слова.
— Все началось однажды вечером в октябре, примерно месяц назад. Мы с Майклом возвращались с конференции в Бостоне и по дороге остановились в гостинице «Стаффорд-Инн». Это была моя идея. Она казалась мне романтичной. Но я никак не ожидала, что в доме полно привидений.
— Привидений?! — с нескрываемым презрением усмехнулся Джонатан.
— Возможно, у меня скудный запас слов. Я просто не знаю, как сказать, чтобы вам все стало ясно.
— Простите, Девон, но я вам все равно не поверю.
— Понимаю. Сначала я тоже не верила. — Конфузясь от того, что ей приходится говорить такие вещи, Девон рассказала ему все до конца. Труда для нее это не составляло — каждая крохотная деталь событий той ночи навсегда врезалась в ее память.
Тем не менее Джонатан слушал ее с прежним недоверием.
— Девон, в человеческом мозгу и не такое рождается…
— Нет-нет, это не плод моего воображения, — не уступала она. — В комнате творилось нечто ужасное! Такого я никогда в жизни не испытывала и, надеюсь, не испытаю и в будущем. Какая-то невыразимая злобная сила металась в комнате. Если бы вы сами пережили это, без колебаний поверили бы, что я говорю чистую правду.
— Я бывал в этом доме, Девон. Много раз. И никогда ничего подобного не чувствовал.
— Я не знаю, почему это произошло, но надеюсь выяснить.
— Ну, а Галвестон — он тоже во все это верит?