Забавно, что, несмотря на то, что Корень назвал меня фианитом, он упрямо пытался пойти со мной на контакт, а если откровенно, то не только он. Намеки сыпались, как из рога изобилия, и будь я не столь увлечена другим, уже бы клюнула на одно из богатых предложений его друзей. Обещали мне и феерический секс, и прекрасные отношения, и великолепные подарки. И подкупить, и задобрить, и умаслить — на все были горазды. А меня не брало.
Нечасто со мной случалось, что я оставалась без интима на хотя бы пару недель. И тут не в неутолимости или чем-то подобном дело. Просто здоровое физиологическое желание. Снятие напряжения и прекрасно сказывающуяся на состоянии здоровья процедура, скажем так.
А тут… и варианты есть, а хотелось добиться неприступного. Смешно.
Так вот… о сдвигах.
Был день рождения у Корня, как-никак тридцатник бил по голове разговорчивому ослу. Ухрюкались все, кто только был горазд. Я же, сделав вид, что пью шампанское, пила банально виноградный сок. До изжоги его налакалась, но зато осталось от всех в тайне, что я как стеклышко. Вера естественно за столько-то времени не смолчала о том, как на меня действует капля алкоголя, как на лошадь никотин, блин. Правда, не убивает полностью, ограничивается мозгом.
Выпил и он.
Не скажу, что был он пьян. Внешне вообще ничего не читалось. Лишь глаза были чуть более мягкие, чем обычно. Не было в них столько металла. И мне впервые удалось с ним поговорить относительно неплохо, если считать пару фраз полноценным диалогом…
— Расскажи мне о себе, — заезженной пластинкой луплю самые обычные и раздражающие вопросы ему в лоб. Мне в самом деле интересно. И надо же поддерживать плюс ко всему — видимость моей недальновидности и мнимой глупости. Мужики, они такие — относительно умных особ боятся.
— Конкретизируй вопрос.
— Ладно. Сколько тебе лет? Откуда сам? Про любимый цвет спрашивать не стану.
— Мне было тридцать два месяца назад.
— В начале апреля день рождения? — удивляюсь неподдельно. У меня третьего числа тот самый праздник, правда мне исполнилось двадцать четыре.
— Именно, четвертого числа. Любимый цвет красный.
Еще один маленький шок. Для того, кто одевается в выдержанные тона, преимущественного темные. И очень редко проскальзывает что-то вроде белого или же пастельного. И тут на тебе, красный. Это наталкивает на мысль, что он не так уж прост и холоден сам по себе.
— Занятное дело. При внешней отмороженности, тебе нравится не какой-то, а именно красный цвет. Нестыковка, — предельно натурально ухмыляюсь. Я ведь как бы слегка пьяна.
— Ты меня не знаешь.
— Верно. Но цвет страсти точно не под твою натуру, — смеяться дурочкой тупо, но я это делаю. Быть собой не получается с ним. Была бы я собой, разговор бы не состоялся совсем.
— Как скользко и нелепо ты пытаешься.
Вы думаете, он хотя бы улыбнулся? Нет. Я не видела ни разу его улыбки. Только глаза менялись изредка. И сейчас он смотрит как-то слегка задумчиво и оценивающе. Наверное.
— Пытаюсь что?
— Тебе виднее, что именно.
— Тебе тридцать, — фыркнула я.
— И?
— А разговаривать не научился нормально. Так что же я пытаюсь?
— Проблемы со слухом?
«Проблемы с головой у тебя…» — очень хочется ответить что-то подобное. Потому как другой просто пояснил бы, ну, или сказал, что думает по этому поводу, но не он.
— Никаких. К твоему сожалению, — улыбаться желания нет. Потому искусственная гримаса отражается на лице.
— К счастью. Повторять не люблю.
— Почему ты один?
— Я не один, — быстрый и уверенный ответ снова. Следом выпивает прямо с горлышка пару глотков виски. Удивительно то, что он отвечает сразу. Без задумчивости. Будто первое, что пришло в голову, слетает с языка.
— Я не о друзьях.
— Снова нелепая попытка влезть в мою постель.
— Ты до противного прямолинеен. Бесишь.
— А ты не в моем вкусе. Слишком высокая. Слишком длинные волосы. Слишком темные. Слишком притягиваешь взгляд. Бесишь, — словно передразнивая, отвечает.
— И твой?
— И мой.
— И?
— И все.
Вот такой «длинный», но на удивление информативный разговор у нас выходит. Быть может, мне бы удалось услышать еще хоть пару крох информации, если бы нас бесцеремонно не прервали. А сделал это не кто иной, как Корень.
— Я у тебя ее украду, брат?
— Она вся твоя, — делает едва заметный акцент на слове «вся», ему-то пофигу, а мне… Мне становится почти противно.
Но если вы решили, что меня это все охладило, то нет. Мой интерес к нему не угасает, и, кажется, он возрастает в геометрической прогрессии, очень быстро и пугающе. Вот так странно. Чем сильнее он отталкивает, тем ближе мне хочется быть.
***
Только вот Вера моя так и не остыла и холила да лелеяла мысль о том, что Лёша станет ее. Крутилась она перед ним знатно. И если я наглая и почти прямо говорила, что и как, то она юлила. На словах вся неприступная и ни за что не преподносящая сама себя, а на деле готова была ковриком к его ногам лечь. Мерзкое зрелище. А может… я просто ревновала, трудно сказать.
Но с ней он вел себя мягче. Отвечал ей чаще. Но смотрел куда реже.