Он ходит, как рыцарь в чугунной броне,Он ходит с опущенным черным забралом,Как танк, угрожающий вражьей стране,Как панцирный крейсер, привычный к авралам.Ему набивают пылающий зевНа вид несъедобной обугленной пищей,И стынущий пепел свершает посевСквозь прутья решетки на душное днище.И узкие с каждой его стороныГорят полукружьями парные щели,Как две раздраконенных юных луны,Прорезавших муть сумасшедшей пастели.Он — грузный, трехуглый, трехгранный утюг,И дно его площе речного парома.Он тычется в север, он тычется в юг,В экватор и в полюс, и в пояс разлома.Он женскую руку, как знамя, несет,Роскошную руку над пышным раструбом,Блюдя подытоженный прачечный счетВ маневренном рейсе по чулам и юбам.Но видя, что подлый ползёт холодок,Послюненным пальцем коснутся снаружи,И, скорчив гримасу, поставят, как в док,В печную отдушину корпус утюжий.
Но поговорим по существу(Даже скорбь нуждается в порядке):Я неплохо, кажется, живуЯ неплохо, кажется, живуОтчего же дни мои несладки?Так в тупик заходят поезда,Так суда дрейфуют одичало…Изменила ли моя звезда,Изменила ли моя звезда,Что меня в пути сопровождала?Нет, звезда не изменяла мне,Но, прорехи вечности заштопав,Есть над ней, в двойном надзвездном дне,Есть над ней, в двойном надзвездном дне,Звезды, скрытые от телескопов.Среди сфер, которых никогдаНикакая не изменит сила,У нее была своя звезда,У нее была своя звезда,И вот эта… эта изменила.
Кто ты, память? — зверь допотопий,Что сквозь темя глядит назад,Или духа бег антилопий,Прозревающий наугад?Сколько грустных воспоминаний,Чей запутан, затерян счет,Сколько песен, пропетых няней,Нас, как призраки, стережет!Сколько, память, с собой мы тащим!Сколько гнилостных рваных ранПроецирует в настоящемСеребрящийся твой экран!Неужели всё это былоИ в прошедшее отошло?Неужели с темного тылаТретьим глазом мой мозг ожгло?И не в будущем ли всё это,В предугаданном наяву, —Голос милой и колос лета,До которых не доживу?