Ветров повернулся и хлопнул по плечу идущего за ним грозного бойца.
— А Капрон наш — вообще богатырь! Одного гада лопатой прибил, а второго ногой растоптал.
— Ура Капрону! — закричал Психоза, молодой мужчина в очках, похожий на маньяка. — Ура богатырю!
— Ура! Ура! Ура! — поддержали его остальные.
Петр Алексеевич Погодин, тот самый неизвестно куда пропавший завхоз терапевтического отделения, понял, что до своего этажа не добежит. Он остановился на четвертом и потянул на себя тяжелые металлические двери. Очутившись в ожоговом отделении, он повернул в правое крыло.
Серые коридорные стены раздражали его глаза. Этот цвет Погодин не любил, и, слава богу, в его отделении он не преобладал.
Из одиннадцатой палаты ему навстречу неожиданно вышел заведующий ожоговым отделением.
— Петр Алексеевич, какими судьбами вас занесло в наше отделение? — поинтересовался Кожало.
— Да в туалет меня по-маленькому основательно приперло, чувствую, что до своего этажа не добегу, — объяснил Погодин.
Кожало поправил очки.
— Вы нам заразу из вашего отделения не принесли? — строго спросил он.
Погодин остановился и вытер рукавом белого халата пот с лица.
— Какую заразу? Вы это о чем, Дмитрий Антонович?
— Такое ощущение, что вы где-то конкретно нажрались и проспали все самое интересное, — заметил заведующий ожоговым отделением.
— Будете смеяться, но так оно и было, — мрачно сказал Погодин. — Беда у меня случилась. И вряд ли в этой больнице найдется тот, кто сможет меня понять.
— Петр Алексеевич, вы хоть видели, что творится на улице?
— Вы это тоже видели?! — закричал завхоз. — Значит, я не сошел с ума?
Кожало растянул губы в невеселой улыбке.
— Я искренне вам сочувствую. Для вас сегодняшний день будет полон открытий и сильнейших потрясений.
— Ладно, Дмитрий Антонович, не пугайте меня. Я и так уже основательно напуган.
Погодин сделал несколько шагов вперед и открыл двери, ведущие в туалет.
— Мне сейчас самое главное — найти психиатра, который докажет мне, что я еще не сошел с ума, — сказал он и зашел в туалет.
Петр Алексеевич открыл кабинку, встал напротив унитаза и расстегнул ширинку. Где-то в туалете, за его спиной, раздался шорох. Погодин обернулся и бросил взгляд в щель между дверью кабинки и косяком.
По полу туалета пробежала крыса. Завхоз прошептал проклятье и медленно повернул голову назад. Наступила тишина, которую прервал жалобный мужской голос.
— Молодой человек, пожалуйста, перейдите в другую кабинку.
Погодин от неожиданности подскочил, волосы на его голове встали дыбом.
— Ой-ё-мое! — вскрикнул он, кое-как застегнулся и поглядел вниз.
Из унитаза на Погодина смотрела несчастными глазами голова Можаева, пожилого врача ожогового отделения.
— Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, — сказала она.
— Аа… Да-да!! — растерянно выпалил Погодин, шагнул назад и быстро закрыл дверь кабинки.
Он перекрестился и прошептал:
— Наверное, мне уже поздно идти к психиатру, тут и так все понятно.
Пока завхоз терапевтического отделения расстраивался в туалете по поводу того, что его крыша безнадежно поехала, Дмитрий Антонович Кожало сидел за рабочим столом в своем кабинете и слушал голос Федора Ивановича, который раздавался из мобильного телефона Груши.
— Мне жаль тебя, Виталик. Искренне жаль, — монотонно говорил Федор Иванович. — Ты тонешь в мире своих страхов, с каждым днем погружаясь все глубже и глубже в нечто, далекое от реальности. Ты принимаешь помощь тех, кто влез в твой разум, и сознательно отказываешься от помощи тех, кто способен тебе помочь.
Кожало остановил запись и помотал головой.
— Вот же урод! Он играет с твоей психикой.
Груша отошел от зеркала, выражение его лица было серьезным. Парня основательно трясло. Он тер руки, пытаясь таким образом побороть, охвативший его озноб.
— Страшно очень. Не знаешь уже, кому и верить. Я тут много о чем подумал…
Кожало кинул удивленный взгляд на Грушу.
— Потише на поворотах, Виталий! Ты сам, между прочим, пришел ко мне за помощью, припоминаешь? А этот Федор Иванович специально тебе голову морочит, неужели не понятно?
В ответ Груша тяжело вздохнул.
— А кто его знает, — сказал он. — Жуть какая кругом. Уже и сам не пойму, что происходит.
Дмитрий Антонович внезапно ударил кулаком по столу и заорал:
— А ну соберись! Ты что, поверил этому дремучему старикану?! Не забывай, Виталий, кто твой друг, а кто — враг!
— Не давите на меня! — из глаз Груши брызнули слезы.
— Ладно, Виталий. Извини меня.
Кожало — весь взъерошенный — встал со стула и положил руку на плечо Груши.
— Обидно будет, если мы сдадимся при первых же сомнениях, посеянных в наши души. Давай доведем наш план до конца. Я тебя очень прошу. Второго шанса у нас может уже не быть.
Груша отстранился от Кожало, и хмуро сказал:
— Тоже мне план. Ничего пока и не вышло, а дальше и вообще…
— Не спеши с выводами, — возразил Кожало. — Ни одному рассказчику не понравится, когда ему мешают и воду мутят. Давай разок помешаем ему творить то, что он задумал, и посмотрим на его реакцию — что он учудит в ответ.