Андрей, Олег Олегович и Александр Евгеньевич — заядлые картежники и больные одиннадцатой палаты урологического отделения, — встали возле окна и уставились на стекло, разрисованное морозом. А хилый юноша Егор, обыгравший их в карты и поставивший свои условия, расположился на стуле спиной к ним.
Егор волновался, будто боялся чего-то и не отрывал взгляда от двери.
— Ледяная пленка будто ожила и вновь стала разрастаться, — заговорил юноша. — Она медленно потянулась в сторону здания больницы, расползлась по всему крыльцу и достигла входных дверей…
Александр Евгеньевич громко чихнул.
— Будь здоров! — произнес Андрей с серьезным выражением лица.
Егор вздрогнул и осторожно посмотрел на мужчин, стоящих возле окна. В палате повисла угнетающая тишина.
— Эй! — шепнул хилый юноша.
Никто не отреагировал на его шепот. Егор встал, подошел к Александру Евгеньевичу и хлопнул его по спине. Александр Евгеньевич повернулся лицом к Егору. Глаза его были залиты кровью, изо рта текла желтая слюна с пеной.
— Черт! — выдохнул Егор. — Неужели я делаю что-то не так?!
Николаич, наблюдая за Игоревичем, не сразу ощутил, как в его тело пробрался холод. Просто в какой-то момент он понял, что замерз и может подхватить воспаление легких. Во двор начальник мастерской вышел в рабочей одежде и старой телогрейке. Игоревич — того хуже, в тонких шерстяных брюках и в ветровке. Но ему было тепло, даже жарко! Он закапывал одну из двух вырытых ям, в которую вместилось все, что осталось от восьми человек после нападения на них «ногогрызов».
Игоревич был на три года старше Николаича. В сравнении с полноватым от хорошей жизни начальником мастерской он выглядел тощим, словно питался через день. Смуглое лицо Игоревича портила седая щетина.
Николаич взглянул на мертвого мужчину, лежавшего в сторонке. Это был несчастный Артемович, в глазах которого застыли ужас и удивление.
Николаич указал на него пальцем.
— Я так понимаю, ты его собираешься хоронить отдельно?
— Угу, — мрачно ответил Игоревич и бросил несколько лопат земли в яму.
Николаич протянул руку к лопате.
— Давай подменю, — предложил он.
— Не надо, я сам! — отказался от предложения Игоревич.
За спинами Николаича и Игоревича зашевелилась ледяная пленка. Она засверкала ярко — голубым светом, затем зашуршала и стала медленно разрастаться. Игоревич бросил еще пару лопат земли, поднял голову и прислушался. Его насторожил странный звук. Он покрутил головой, но ничего необычного не заметил.
— Шли бы вы в помещение, Николаич, — сказал Игоревич. — Жутко холодно на улице стало, а вы раздеты. Заболеете еще.
— Ты тоже не больно тепло одет.
— Не обращайте на меня внимания, я к холоду привыкший.
Николаич недоверчиво хмыкнул, потом твердо сказал:
— Нет уж. Давай-ка доделаем, что начали.
Груша вошел в свою палату с какой-то непонятной пустотой в сердце. Видимо, его настолько измучил страх, что он просто устал бояться. Впервые он почувствовал тупое одиночество и безысходность. Ему захотелось просто лечь, заснуть и проснуться дома, услышав голоса родителей.
Как надоело все то, что видели глаза. Душили серые стены, давил яркий свет, бесили чужие люди, которым он был безразличен. Если б можно было сейчас взять и закричать, он бы закричал. Но Виталик не мог себе позволить даже такого удовольствия, поскольку получил серьезное задание и понимал, что должен его выполнить.
Груша обвел палату взглядом. Федор Иванович и Василий сидели на кроватях и читали газеты. Пузырь лежал, уставившись в одну точку на потолке. Виталик долго смотрел на Пузыря. Ему даже показалось, что Даньке плохо, но спрашивать его об этом он не стал.
Груша лег на кровать, взял в руки книгу и повернулся спиной к Федору Ивановичу. Виталик открыл книгу, там, где у него была закладка, и сделал вид, что читает. Ему совершенно не хотелось читать, ни одно слово не лезло в его сознание. Мозг словно отказывался принимать информацию.
Федор Иванович кинул газету на тумбочку.
— Знаете, что, молодые люди? Пришло время сказать вам правду, — неожиданно произнес он.
Груша перевернул страницу, показывая, что его это совершенно не интересует. Зато Василий сразу же оторвался от сканвордов и спросил:
— Вы про что, Федор Иванович?
Старик ответил:
— О том, что давным-давно мне пришлось своими глазами видеть, как это странное блестящее облачко прикасалось к людям и превращало их в мерцающие частички пыли.
Груша тихонько достал из кармана джинсов мобильный телефон и включил диктофон. А Федор Иванович подошел к Пузырю и положил руку на его плечо.
— Так вот, оно тогда уничтожило всех людей, находящихся в коридорах подземного этажа больницы, и стало подниматься на первый этаж.
Груша уставился на старика. Тот провел рукой по голове Пузыря. Из глаз Даньки потекли слезы. Виталик дрожащими руками вытянул из другого кармана джинсов МР3 — плеер и вставил наушники в уши. При этом он неотрывно следил за действиями Федора Ивановича.
Тот поймал его взгляд и ласково улыбнулся.