Молчание

Кожало перестал писать, открыл верхний ящик стола и бросил в него свой ежедневник вместе с телефоном Груши. Он отодвинулся от стола и, грызя ручку, задумался. Наконец-то он понял, что его больше всего волновало. Бездействие! Пассивность всего медперсонала.

Правильно, многие еще не отошли от шока. Они попрятались каждый в своем углу и кусают ногти, жалеют себя, несчастных, в тот момент, когда надо собраться вместе и действовать, пока еще не поздно.

Внезапно заскрипела входная дверь, стукнулась о стену, отскочила от нее, остановилась и вновь все повторилось. Дмитрий Антонович кинул взгляд на дверь, и тут же со стола слетел телефон и со стуком упал на пол, трубка его отскочила в сторону.

Кожало приподнялся. И в этот же момент его стул отлетел влево, поднялся вверх на полтора метра, перевернулся в воздухе и врезался в стену, с грохотом разлетевшись на части.

— Ничего себе! — успел прошептать Дмитрий Антонович, и со стены упало зеркало.

Оно разбилось на куски. Керамическая раковина заходила ходуном, оторвалась с мясом от стены и с дикой скоростью устремилась в сторону Кожало. Он успел только наклониться и закрыть голову руками.

Раковина ударилась о стенку справа от Дмитрия Антоновича и раскололась. Тут же перевернулся рабочий стол и крышкой саданул заведующего по плечу. Кожало отскочил от стены и бросился к входной двери. Она захлопнулась перед самым его носом.

— Черт! — заорал заведующий ожоговым отделением. — Что здесь происходит?!

Он потянулся к ручке. Дверь тут же распахнулась, и по ту сторону порога Кожало увидел Федора Ивановича. Старик сделал шаг вперед. Дмитрий Антонович невольно отступил.

Федор Иванович зло сверкнул глазами и спокойным голосом произнес:

— Ты хочешь знать, что случилось с Грушей? Я его, истекающего кровью, выкинул в окно, прямо на ледяную пленку. Сгорел подонок моментально!

8

Магамединов подошел к окну и повернулся лицом к Николаеву и Кругловой, которые сидели за его столом и к Весюткиной, расположившейся на табуретке возле дивана.

— Так вот, — начал он рассказ о своих наблюдениях, — организм человека представляет собой удивительный рассадник ползучих тварей, в котором действуют свои правила и законы. Жизнь этих тварей начинается внутри клетки, а сами они изначально представляют собой самостоятельные разумные организмы.

— Ахинея какая-то, — заметил вслух Николаев.

— Как раз здесь все понятно, — повысил голос Магамединов. — Просто эти разумные организмы меньше нашей стандартной клетки. Почему я их называю разумными, потому что они постоянно растут и, разорвав клетку, живут внутри ткани, затем внутри органа, а затем только — когда всем им становится очень тесно — вырываются наружу. И все это время они, кроме разрушений, постоянно занимаются восстановлением разрушаемого организма для того, чтобы вновь его разрушить. Так вот, этот процесс постоянного разрушения и восстановления уникален в паразитологии. Благодаря этому процессу организм человека используется паразитами почти на все сто процентов. Второе, очень важное наблюдение. Скорость роста этих ползучих тварей ни с чем несравнима, они растут настолько быстро, что их увеличение происходит прямо на глазах.

— Хорошо, — перебил Магамединова Николаев, — если это всего лишь живые разумные организмы, то почему мы не можем их ничем затравить? Провести, например, химиотерапию…

— Вот тут, дорогой, мы сразу же встречаемся с еще одним очень важным фактором, — ответил Максим Викторович. — Эти твари устойчивы ко всему, их не убить никаким ядом и никаким изменением параметров среды. Я почти все, что мог, перепробовал. Вспомни, Инга, как две ползучие твари спокойно плавали в ванночках с формалином.

— Я-то помню, — сказала Весюткина. — Но считаю, что мы чего-то просто не видим… У всех есть свои слабые места — их надо просто найти.

— Мне одному это не под силу. Нужны специалисты посильней меня.

— У меня есть предложение по поводу того, как можно попытаться задержать распространение эпидемии, — неожиданно заявила Весюткина.

Все взглянули на нее.

— Так чего же ты молчишь! — воскликнул Николаев. — Рассказывай быстрее!

9

Николаич и Игоревич остановились возле двери второй кладовой. Николаич достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замочную скважину.

— Наболтал я тебе лишнего о том, что никогда морально не сдавался. Такое ощущение, как будто кто-то меня за язык тянул.

Игоревич сплюнул себе под ноги кровавую слюну и ответил Николаичу:

— Не придирайся сам к себе. От этого ничего не изменится.

Николаич дрожащими руками провернул ключ в замке.

— Да не волнуйся ты так, — сказал Игоревич. — Найдем мы твою Варвару.

— Куда ж она, родная, делась? — прошептал Николаич. — Господи, сделай так, чтоб с ней было все в порядке. Лучше мою жизнь забери, а ее не тронь. Она хорошая у меня: никогда никому зла не делала.

Николаич нажал на ручку двери и открыл ее.

Во второй кладовой было темно. Начальник мастерской переступил через порог, протянул руку к стене и щелкнул выключателем. Свет не загорелся.

— Блин! — вскрикнул Николаич. — Лампочка перегорела, что ли?!