Молчание

Заглянув в тату-кабинет, куда приходят солдаты, чтобы понаблюдать за ритуалами и получить свою собственную боевую метку, я окинул взглядом переполненное помещение. Малахай сообщил мне, что сегодня ей делают десятую татуировку. Она должна быть здесь.

Жужжание тату-пистолетов разносится по воздуху, мистически нагнетаемая сталь режет бессмертную плоть. Одна женщина смотрит вверх с того места, где она наносит татуировку на спину другой женщины.

— Сир, мы можем вам помочь?

— Я ищу принцессу. Мне сказали, что она здесь.

— Принцесса Каламити просила, чтобы Сегил сделал ей татуировку прямо в ее покоях, милорд, — отвечает темноволосый мужчина.

Еще одна традиция нарушена. Почему я не удивлен?

Дематериализуясь, я реформируюсь в ее покоях, единственном месте, куда я не осмеливался приходить все это время. Но сейчас я уже не могу этого сделать. За пределами осторожности. Даже когда мой взгляд падает на нее и Сегила в центре комнаты, где он установил свою временную тату-станцию, я осознаю всю опасность этого.

К чему это приведет.

Но я не могу остановить себя. Больше не могу.

Сегил мгновенно останавливается, когда видит меня, стоящего здесь, посреди этой черно-белой комнаты. Именно он сделал большинство моих татуировок за последнее тысячелетие, и мне интересно, знала ли Каламити об этом, когда просила его.

— Мой сеньор. — Сегил опускает пистолет и, вскочив на ноги, кланяется.

Каламити не признает моего присутствия, только вздыхает и смотрит на то место, где он оставил татуировочный пистолет. Древний символ феникса почти закончен на ее руке.

— Сегил, оставь нас. — Я дергаю головой в сторону дверей.

Это привлекает внимание Каламити. Ее испепеляющий взгляд обращается в мою сторону, горячее предупреждение в нем очевидно и смертельно опасно.

— Но сир, я не…

— Я закончу татуировку для нее, Сегил, — отвечаю я, но смотрю прямо на нее, осмелится ли она отказать мне в этом.

Ее губы раздвигаются, как будто она собирается именно это и сделать, но что-то в моем взгляде должно быть останавливает ее.

Смущенный и явно растерянный, Сегил кланяется мне, поворачивается, чтобы поклониться ей, и тут же исчезает.

Каламити ничего не говорит, просто продолжает смотреть на меня в молчаливой ярости.

Скольких любовников она завела за последние несколько дней, пока я ее искал? Я никого не трахал, был слишком одержим ее поисками, и один лишь ее запах вызывает жажду крови. Мы с ней — два бешено бьющихся сердца. Ее темные, фиолетовые вены словно предлагают мне себя под ее полупрозрачной кожей.

Края моего зрения пульсируют. Рот наполнен слюной и ядом, я рискую подойти к ней, когда она продолжает сидеть на этом бархатном черном диване. Я должен уйти, пока это не зашло дальше, но идея закончить ее татуировку, быть тем, кто ее пометил, сильнее любого чувства самосохранения.

Она отказывается смотреть на меня, спокойно глядя вперед, пока я устраиваюсь поудобнее и тянусь к спящему тату-пистолету. Крошечные капли ее крови, просочившиеся сквозь чернила, сокрушают меня. Но я каким-то образом нахожу в себе силы игнорировать ее призыв.

Поднимая его, я обращаюсь к многовековому боевому опыту, к внутренней силе, чтобы сдержать желание броситься к ее шее. Ее рука твердая, покрытая женскими мускулами, как у всех женщин нашего вида, кожа теплая в моем захвате. Я держу ее одной рукой, а другой нацеливаю иглу.

Никто из нас не говорит, пока я продолжаю начатое Сегилом. Каждый проход иглы вызывает новый всплеск этой сверкающей крови. Я постоянно тяжело сглатываю, пока работаю, член беснуется в штанах. Ей достаточно взглянуть на мою промежность, и у нее не останется сомнений в том, что у меня на уме.

Потянувшись за тряпкой на стальном столе, я вытираю ее татуировку. На ней остаются чернила и ее кровь. Ее сладкая, мускусная, пульсирующая кровь.

Я зажмуриваю глаза, этот рев нарастает в моей голове. Укусить. Рвать. Сосать. Владеть ею.

Стол отлетает от нас с силой, достаточной, чтобы отправить его в полет. Сначала я думаю, что это была она, пока не вижу, как моя собственная рука бросает татуировочный пистолет в ту сторону, куда полетел стол.

Каламити вздрагивает, лежит на диване, огромные глаза следят за моими движениями.

А я возвышаюсь над ней по идеальной дуге, как вампир из старых сказок, поднимающийся из своего склепа, чтобы поглотить невинную девственницу. Только она не девственница, и я понятия не имею, с кем она трахалась последние несколько дней.

Когда она должна была трахать только меня.

Я взбираюсь на диван и тянусь к ее брыкающимся ногам.

— Не надо! — огрызается она, грудь вздымается. — Не смей начинать то, что не собираешься заканчивать!

— Я буду лакомится твоей киской. Сейчас. И я умею чертовски хорошо доводить дело до конца. — Я слышу свой искаженный голос как будто издалека. Мои татуированные руки тянутся к ее черным джинсам, разрывая молнию. Отплачиваю ей той же услугой.

Каламити выгибается подо мной со вздохом, и вид ее клыков сквозь приоткрытые губы выводит меня из равновесия.

— Ты пьешь меня, пока я глотаю каждую каплю, которую мне подарит твоя киска, — рычу я на нее, стягивая джинсы…