Серенький рассвет застает писателей на свалке, на пустыре, за железной дорогой. Там на краю занесенного снегом поля стоят несколько брошенных изб с покосившимися бревенчатыми стенами, выбитыми окнами и провалившимися крышами. На поле курятся курганы мусора. Старик деловито ходит по свалке и роется в разном хламе. Он резв будто юноша с похмелья, в отличии от Шурика Ха, который напротив умаялся таскаться с ним по поселку всю эту нескончаемую ночь. У Старика противная суетливая рожа вся в лиловых пятнах. Пальто – нараспашку, рубашка вылезла из брюк, ширинка, как всегда не застегнута. Он крутится возле старого буфета, силясь отворить набухшую от влаги дверцу. Шурик Ха, тем временем, взобрался на мусорную кучу и, водрузив ногу на край треснувшего унитаза, равнодушно оглядывает окрестности. На краю поля, в далекой снежной мгле поднимаются из пустоты тоскливые бетонные скелеты недостроенных многоэтажек.
– Жизнь невозможно повернуть назад, – напевает Старик своим скрипучим голосом. – И время не на миг не остановишь…