К своему дому Леона подходила на полусогнутых. Ее всю трясло. На лбу выступил пот. Леона задушила порыв развернуться и сбежать и решительно открыла дверь. Элизабет порхала на кухне — вкусно пахло цыпленком-табака, — но среагировала на замочный щелчок сразу же:
— С возвращением и добро пожаловать!
Леона очень пожалела, что сейчас не зима — и нельзя потянуть время с переодеванием. Но руки она мыла с особым старанием: управляться одной конечностью не так-то легко! Чарли молча скинул кеды и следовал за ней. Только его давящий тяжелый взгляд Леону и подгонял.
— Присаживайтесь, не стесняйтесь, угощайтесь, — Элизабет накрыла на стол, и бегство в собственную комнату казалось верхом невежества. — Ох, Лео! Что у тебя с рукой?
— А? Упала неудачно. С эскалатора.
Мама покачала головой.
— Будь осторожнее. Лекарства купила? А мазью мазала? А ниточкой запястье перевязывала?
— Да-да… А ниточка зачем?
— Чтобы боль на себя утянула, — Элизабет ненавязчиво подложила Леоне еще порцию, и та безнадежно прикинула, что лопнет.
— Где ты такое вычитала вообще?..
— Старинный обряд, — Чарли подал голос так неожиданно, что вздрогнули и Леона, и Элизабет. — Ба так делала. Еще шептала что-то над веревочкой и плевала. Помогало, как ни трешово звучит.
— Ох, мы же не познакомились. Я — Элизабет Снайдер. Правда, скоро у меня будет другая фамилия… Можешь звать меня Бетти, — мама улыбнулась и протянула Чарли свою узкую ладонь. — А как тебя зовут?
— Чарли Маккой, — Чарли спокойно и чинно пожал мамину ладонь.
— Очень приятно! Чувствуй себя как дома.
— Ма, к слову об этом… А можно Чарли у нас поживет?
— Поживет?
— Он заплатит. Просто его мать работает двадцать четыре на семь, и ему не хватает семейного общения, — Леона выпалила и подумала: надо было прикусить себе язык. Или побольше репетировать.
— Бедный ребенок, — мама потянулась погладить Чарли, но тот отшатнулся.
— Не надо меня жалеть. И строить добреньких, если я здесь нахер не сдался. Я не тупой и не слепой. Вы тут семью новую строить пытаетесь, а является хрен с горы и внимания требует. Даже если я буду тихо сидеть и не отсвечивать, я буду вам мешать. Просто потому, что чужой. Хотя вы и при дочке вряд ли милуетесь с будущим мужем. Неприлично же! Неудобно… Я ведь прав?
У Элизабет улыбку как смыли.
— Прав. Про все прав. С другой стороны — я тоже не тупая и не слепая. Шесть лет назад ты ведь так же был похищен Гамельном? Твоя мать, кажется, держала тебя под колпаком. А теперь решила запереть в элитной школе?
Леона чуть не поперхнулась косточкой. Чего-чего, а такой проницательности она от Элизабет не ожидала.
Чарли стиснул пальцы на столешнице.
— Можно и так сказать. Я стал волен выбирать себе клетку, где у меня есть все…
— Кроме самого главного, так? Хотя, поверь, твоя мама тебя любит, по-своему, так, как ей кажется лучше для тебя. Ты бы поговорил с ней, прежде чем…
— А я будто не пытался! — Чарли буквально выплюнул эти слова. — Я ей напрямик говорил: мне это не надо, ма, пойдем в парк, купим мороженое… Так она отвезла меня в ресторан, заказала вазочку с тремя дурацкими шариками, которые по вкусу напоминали мыло, а сама болтала по телефону, договариваясь об очередной суперважной встрече.
— Тяжелый случай… Но лечится со временем. Правда, к тому моменту уже может быть поздно… — Элизабет вздохнула и переключилась на нарочито бойкий и деловой тон: — Что ж, не могу обещать тебе любви, но позабочусь как смогу. Мы с Руди потихоньку обустраиваем дом побольше, поэтому о моей личной жизни не беспокойся.
— Обустраиваете дом?! А как… когда…
— Дома чаще бывать надо, — в голосе мамы так и сквозили ехидство и ирония. — Я не хотела говорить, пока мы все не закончим, но ладно уж. А теперь, Чарли, не мог бы ты оставить меня с дочерью наедине?
Чарли тут же поднялся и через минуту вышел на улицу.
— А он не уйдет?
— Нет, — мама хранила безмятежность. — Он оставил здесь свою сумку.
— Ты по ней догадалась?
Элизабет отпила чай и обронила как фразу о погоде:
— По Гамельну. Ты ведь это ради него?
— А… э… но…
— Я его сразу узнала. По взгляду. У него взгляд хищной птицы. Сначала я испугалась, признаться, но потом увидела, насколько ты счастлива, и не стала вмешиваться. Он не учил тебя ничему плохому. Наоборот — учил тебя быть человеком свободным, смелым и сильным. Лучшего для своей девочки я и пожелать не могу, — Элизабет взяла ладони Леоны в свои и прижала к груди.
Леона чувствовала себя растерянной. Это получалось — она тупая и слепая?! Старалась спрятать то, что давно у всех на виду. Ну приехали. Элизабет осторожно притянула ее к себе, гладя по спине.