Молчание Гамельна (СИ)

— Чтобы не сойти с ума, я наводил здесь порядок, — Гамельн слез с байка и раскинул руки, словно охватывая свое владение. Обозначая: «Это моя земля! Мой дом».

Леона спрыгнула следом — и задохнулась от воздуха. Солнце слепило. Трава липла к ногам и оплетала-шептала: «Вернулась!». Птицы орали: «Вернулась!». Вернулась… Припала к доскам всей собой. Дышащие теплом, те ласково-шершаво легли под ладони. Внутри правда оказалось чисто и прибрано. Прохладно. Леона ходила по комнатам завороженная и узнавала оставленные детали, сохраненные следы жизни. Лоскутное одеяло в углу, рисунки на стенах, вырезки рецептов ба на кухне, мягкие игрушки и футбольный мяч в зале. Сердце сжималось. Сколько же, сколько всего упущено! Но еще не поздно все восстановить.

— Лео! Иди скорее сюда!

Леона выбежала на окрик, и сердце защемило от вида невозможно счастливого Гамельна, который опирался о бампер машины. От его глаз разбегались лучики. И весь он был такой красивый, открытый, свободный…

— Лео, привет!

— Доброе утро!

— Хай, биг сис.

Леона вздрогнула — и разобрала на телефоне Гамельна сеанс видеосвязи. Оттуда таращились, заслоняя друг друга, три румяные мордашки.

— Кого я вижу! — Леона тоже прислонилась к бамперу, с удовольствием поднырнув под руку Гамельна, который обнял ее за талию.

— Да уж нас видишь, — Чарли как всегда зубоскалил, но сияющего взгляда спрятать был не в силах. — А у меня медаль, прикинь? За футбол. То есть за чеканку. Сто шесть раз за минуту!

— Да гонишь.

— А вот нифига. Есть видео и толпа свидетелей. Я второе место на целых одиннадцать отбиваний обогнал! Хотим еще на время устроить: кто дольше всех прочеканит. И лежа на спине, и марафон…

— Планов громадье, — Леону накрывала приятная ностальгия. Когда-то и она была таким же горящим энтузиастом. Может, у Чарли со спортом выгорит лучше?..

— А то!

— Он только и делает, что с мячом носится. Вместо головы уже скоро мяч будет. — Хвостики Оллин уже порядочно отросли. И окрепла самоуверенность принцессы.

— А ты чем занята, Ли?

— Моделированием, — Оллин задрала носик кверху.

— Одежды?..

— Игрушек! — Оллин посмотрела на нее так, словно Леона сама должна была догадаться. — Многофункциональные игрушки для совместных игр детей и родителей. Пусть только попробуют отмахнуться.

— Но ведь заставить ты никого не сможешь…

— А обучающие видео для кого? — тон Оллин побуждал чувствовать себя идиоткой. — Мы вообще с Харли и миссис Ребеккой разрабатываем целую программу. Они в таком разбираются.

— Как серьезно все.

Кто Леона такая по сравнению с Харли и Ребеккой, ну право.

— А мою картину на конкурс отправляют! — Сьюзен прикусила губу в предвкушении-ожидании. — Я ее просто так нарисовала. А девочкам настолько понравилось, что они именно ее решили на конкурс отправить! Всего одну картину от учреждения можно — и это моя!

— Поздравляю, Сью. Потом пришлешь фото?

Сьюзен часто-часто закивала, прижимая руки к груди.

— А еще к Сью то волейболисты, то баскетболисты подкатывают. Рост типа подходящий! — Чарли снова перехватил инициативу. — Я им внушаю, что она — человек искусства. Так те вздыхают, а через неделю опять: «Может, хоть разок попробуешь?». Идиоты. Не то что мы, футболисты!

— Да я сама кому надо по кумполу настучу, — Оллин задрала носик. — Мне Сью рисует картинки к игрушкам. Если и она с мячом начнет носиться — что получится?

— Не волнуйся, Ли, меня больше стрельба из лука привлекает. Это так созерцательно!

— Ого! — Леона усмехнулась, пузырясь от того, какие подростки все-таки славные.

Они были все вместе даже через расстояние — и в груди разрасталось невозможное, неописуемое, концентрированное счастье. Пронзительно синее, насыщенно зеленое, пахнущее деревом, кричащее ястребом.

Гамельн смеялся и почти без умолку рассказывал истории из жизни. Про старичков, про длинного самурая, с которым сдружился и принимал участие в его чайных церемониях, про доктора Найджела, который все-таки женился на лисичке. Про силу и слабость, про ба и чтение ей сказок, про их тайну и важность хранить секрет. Говорил-говорил-говорил… А потом вдруг замолчал. И тут же Леона услышала, как вокруг заискрилась ярким солнцем и перистыми облаками теперь уже их общая колыбельная.