Молчание (ЛП)

Сукин. Ты. Сын. На ней нет нижнего белья.

— Ты все время так ходишь? — огрызаюсь я, перекидывая ее потрепанные джинсы через плечо.

Бесстыжая, она откидывается назад, раздвигая сочные бедра. Все здравые мысли, которые я когда-либо имел или когда-либо буду иметь, разбиваются о бархатную, блестящую плоть между ее бедер, когда ее губы раздвигаются, обнажая набухший клитор. Я задыхаюсь от его запаха, от того, как сильно хочу всосать его в рот, когда у нее хватает наглости бросить мне свой ответ.

— Это облегчает доступ. Почему бы и нет?

— Будь ты проклята богами, Каламити. — Я поднимаю ее одной рукой, прижимая к спинке дивана, и проникаю между ее ног.

У меня даже нет шанса попасть туда. Она опережает меня, длинные, изящные пальцы работают между ее обнаженными, пухлыми складочками. На лобковой части виднеется небольшой островок темных волос, идеальное украшение этой прекрасной киски.

Рот приоткрыт, грудь вздымается, пока я пытаюсь вернуть себе вежливость, я смотрю, как эти пальцы зачерпывают сочную влагу. Затем, злая ухмылка преображает ее невинное в остальном лицо, она подносит эти пальцы к моему рту, шепча:

— Попробуй.

И я понимаю.

Это конец пути.

Точка невозврата.

Мы собираемся безвозвратно измениться. Она хочет обладать мной, и после сегодняшнего дня я никогда не смогу жить спокойно, если не буду обладать ею.

Все это королевство — мой брат и ее мать — может не выдержать такого предательства.

Но у меня нет иного пути.

Застонав, я прижимаюсь к ней, всасывая в рот ее пальцы.

Глава 14

Ее вкус делает именно то, что я и предполагал, — высвобождает свирепость, которая погубит нас обоих. Я провожу языком по ее пальцам, всасывая как можно больше ее вкуса, прежде чем приникнуть к ее киске.

Я опускаюсь на нее в длинном лизании, проводя кончиком языка по ее набухшему клитору.

Каламити выкрикивает мое имя, выгибаясь назад вдоль дивана, обнажая свое горло.

Я просто хочу раздвинуть ее ноги, прижать ее к себе и трахать как животное, но оторвать себя от этой киски будет невозможно. Застонав, я целую ее клитор, а затем снова провожу языком по нему, наслаждаясь тем, как замирает ее дыхание от этого ощущения.

Просунув руки под нее, я сжимаю ее задницу, и из меня вырывается еще один стон.

Блядь. Не могу дождаться, когда увижу, как она подпрыгивает, когда возьму ее сзади.

Прижимая ее ко рту, я попеременно посасываю ее губы и облизываю маленький набухший узелок.

Каламити прижимает тыльную сторону ладони ко рту, клыки вонзаются в кожу и выпускают кровь.

— О Боги… как ты возбуждаешь мою киску.

Потерянный в запахе ее возбуждения, который витает над моим носом, ртом и бородой, я с трудом могу вынести дополнительный запах этой крови. Ворча ее имя на ее плоть, я ем ее быстрее, борясь с желанием впиться в одну из этих сочных губ и выпить ее оттуда.

Дикая и совершенно необузданная, она начинает двигать бедрами в такт движениям моего языка, ее пальцы впиваются в мои волосы.

— Блядь. Вот так, малышка. Покажи мне, как тебе это нравится.

Она стонет по моей команде, выгибаясь навстречу моему лицу.

— Поласкай меня пальцами, пока ешь меня. Я хочу, чтобы это было похоже на твой член.

Твою мать. Заблудившись в ней, я даю ей то, чего она хочет: сначала ввожу в нее один палец, отступаю и возвращаюсь с тремя. Она принимает их с похотливым рычанием, не оставляя сомнений в отсутствии девственности.

Мое зрение наливается красным цветом от лицемерного гнева.

Одержимость.

Облизывая ее быстрее, я позволяю ей оседлать мои пальцы, наслаждаясь тем, как ее киска становится все более влажной с каждым разом.

— Кому это все принадлежит, Каламити? — глупый вопрос. Опасный вопрос.

Моя погибель, заключенная в шести словах.

Дергая меня за волосы, она извивается, чтобы доставить меня туда, куда ей нужно, грудь вздымается.

— Ты знаешь, я хочу, чтобы это принадлежало… о-ох! Тебе. Тебе! Но ты идиот, который не хочет… Святое дерьмо. Святое дерьмо! Вот так, пожалуйста.

Мои плечи поднимаются и опускаются, когда я борюсь за сдержанность. Я дрожу.

Каламити опускает руки, разрывая рубашку, чтобы обнажить груди. Бледные, пухлые бугорки с твердыми темно-розовыми сосками, от вида которых у меня больно ноет член. Она играет с ними, киска напрягается от потребности, и я почти насаживаюсь на нее прямо здесь.

— Ты хочешь, чтобы я трахал тебя жестко, — говорю я ей между жадными облизываниями.

Она выпускает одну грудь, прикусывая губу, отчего, блядь, еще больше кровоточит, и впивается когтями в ткань дивана за головой.

— Я хочу, чтобы ты, блядь, владел мной, идиот! — эти черные глаза находят мои, темные, соблазнительные, собственнические, и мне приходится прокусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не дать себе трахнуть ее.

Застонав, я подался назад, потираясь щекой о ее ногу. Впитав каждую унцию ее мускусного возбуждения и прекрасно понимая, что все это будет преследовать меня хуже, чем сама женщина. Но я не могу остановиться. Не могу остановиться. Посасывая ее клитор, я снова борюсь с желанием выпить прямо из ее киски.