Молчание Махараджа. Рассказы

– Мне часто говорили, что Христианство – истинная вера, – сказал Махарадж пугающе медленно, – очень добрая вера. У меня тоже есть вера – не Христианская. Но в моей вере есть клятвы, которые связывают. А ваша вера вас ничем не связывает?

Капитан высокомерно улыбнулся и стряхнул пыль со своего пальто.

– Ничем! – ответил он.

Издав сдавленный крик возмущения, Махарадж внезапно выхватил кинжал из-за пояса. Высоко подняв его вверх, он сделал один тигриный прыжок вперёд; затем, так же быстро, отступил назад и швырнул сверкающее оружие на пол. Бледный и едва дыша, он смотрел горящим взглядом на напуганного капитана, который при виде угрожающей острой стали отпрянул, и повелительно указал на дверь:

– Убирайтесь! – сказал он.

И без единого слова и взгляда ле Марше ушёл.

Через два часа Махарадж со своим эскортом уехал, учтиво распрощавшись с Колонелем и миссис Эннсли и многократно поблагодарив за оказанное гостеприимство. Никакого особенного сообщения индийский принц не оставил для миссис ле Марше, не считая формального сожаления о том, что ей всё ещё не здоровилось. Ничего двусмысленного не было сказано, и общество, которое вращалось вокруг блистательной «Лолли», быстро разъехалось по домам, чтобы посудачить о событиях прошлого вечера в обычной своей манере, выдвигая крайне неверные предположения и приходя к совершенно ошибочным выводам. Все сплетни, однако, единогласно умолкали при виде самой «Лолли», которая была крайне молчалива и, что самое удивительное, внезапно полюбила своего мужа Колонеля.

В ту же ночь на сияющей плоской крыше его дворца, на крыше, которая походила на открытую террасу, обставленную вьющимися растениями и цветами в стиле висячих садов древнего Вавилона, Махарадж сидел в одиночестве. Над ним плотная синева неба изогнулась аркой, как купол, пробитый насквозь золотым огненным шаром индийской луны, что медленно плыла своим курсом, неспешным, размеренным шагом навевая сладострастную праздность и сонливость. Рядом с ним огромный телескоп стоял – человеческий вопросительный глазок в неизведанные миры; но он не обращался к любимому товарищу своих исследований, как обыкновенно бывало по ночам. Он беспокойно сидел на низком кресле, круглая спинка которого имела искусную резьбу и была обита бирюзой, на которой то и дело искрились лунные лучи зеленовато-белой рябью.

Его занятием было лишь спокойное размышление; глаза его мечтательно наблюдали за торжественной прелестью полуночных небес. Алмазная застёжка на его тюрбане горела в свете луны, как случайная звезда, упавшая с небес, равно как и бесценный рубин, вставленный в кольцо на его руке, тепло горел кровавым оттенком. Он пребывал в глубокой задумчивости, и мысли его были о любви, но разительно отличались от мыслей обычных людей на эту тему.

– Не буду обманывать себя, – сказал он вслух. – Это грех и это слава. Грех – любить ту, которую любить нельзя, но только если я продолжу жить дальше и брошу тень своего греховного существования на неё; но это и слава, если я умру и вместе со мной погибнут все эти запретные страсти. Он – её муж – догадался и, скорее всего, не расскажет ей о моей глупости. Я прочёл это на его жестоком лице. Она, с её добротой, будет горевать, быть может, она даже обидится, – и заслуженно – если узнает, что я посмел любить её и продолжаю жить. Своей страстью и этой лихорадкой в крови я оскорбляю её одним своим существованием. Кроме того, любовь – это жизнь; а без любви жизнь мертва. Так что мне следует покинуть этот мир; я узнаю о других мирах. Любовь – это тайна, которую может объяснить лишь Бог. В одном только я уверен: если человек полюбил однажды, то эта любовь навеки. Ни традиции, ни закон, ни религия не могут управлять этой любовью, ничто её не утешит, ничто не изменит, ничто не угасит огня, разгоревшегося вот здесь, – и он приложил одну руку к сердцу, – кроме полного обладания возлюбленной.

Он поднял взгляд на яркую луну и звёзды.

– Неизведанные миры, загадочная вселенная, тайны бытия! – пробормотал он. – Несомненно, что-то должно быть там, обещая большее. Должно быть что-то за этой вуалью, где духи встречают людей без страха! Там должна быть любовь, там должен быть мир! Боже! Помоги мне найти их в неизведанных глубинах жизни!

Сидя всё в том же положении, он медленно поднял правую руку и задумчиво поглядел на рубиновое кольцо, которое горело на ней; затем он легко положил великолепный драгоценный камень на язык, аккуратно пробуя его, словно человек, который впервые дегустирует некое редкостное и изысканное кушанье. Прошла минута, и руки его безвольно опустились. Рубиновый центр кольца был открыт, а внутри него темнела маленькая выемка, которая теперь была пуста.