Молчание между нами

Поезда в это время ходят каждые полтора часа, а затем и вовсе перестают. Я не знаю точного времени и не уверена, придет ли сегодня еще один поезд. Микрофон перекатывается туда-сюда в коробке, когда я беру ее в левую руку. Правую я засовываю в карман, чтобы отыскать телефон и посмотреть время, но ничего не нахожу. Наверное, я забыла его в комнате. Плач младенца эхом разносится по станции, и я снова поворачиваюсь в ту сторону.

На скамейке рядом с женщиной стоит небольшая спортивная сумка. Сама она одета в легкую куртку, а на одно плечо у нее накинуто одеяльце. Она дрожит, пытаясь успокоить ребенка. По ночам у нас довольно прохладно. В городе можно неплохо заработать на дурацких теплых кофтах: туристы всякий раз оказываются не готовы к нашей погоде. Прищурившись, я вижу, как рядом с левым локтем женщины из пеленок высовывается крохотная пяточка. Женщина пытается снова ее укрыть, но младенец яростно машет ножками туда-сюда, пока пеленки совсем не раскрываются. Наклонившись и что-то прошептав, женщина укрывает себя и ребенка одеяльцем, которое висело у нее на плече. Ребенок все плачет и плачет, пока вдруг не замолкает.

Она его кормит.

Я смущенно отворачиваюсь, чтобы случайно не увидеть ее голую грудь.

Потом, не в силах сдержать любопытство, снова бросаю взгляд. Ребенок стащил одеяло у нее с плеча. Он одет в пушистый серый костюмчик медведя. Во все стороны торчат руки и ноги. Ребенок ерзает, и женщина похлопывает его по попе.

Даже с другой стороны железной дороги мне видно, как она измотана. Яркий фонарь над скамейкой подсвечивает темные круги у нее под глазами. Она одета в спортивные штаны, а ее каштановые волосы стянуты в неаккуратный хвост. Судя по разномастным шлепанцам, она выбежала из дома в большой спешке. На вид ей лет двадцать пять, а то и меньше. Что она делает здесь в такое время?

Ребенок снова хнычет и тянет ручонки к маме. Одним движением она берет его поудобней и снова накидывает на плечо одеяльце. Пушистый медвежонок перестает плакать, когда она снова начинает его кормить. Женщина прижимает сверток с младенцем к себе и утыкается в него носом. Ребенок опять машет ножками, и женщина, порывшись в сумке, достает старый свитер и укутывает в него капризного малыша. Согревшись, он успокаивается, но женщина дрожит от холода.

Я подтягиваю повыше воротник куртки. Мама никогда не допускает, чтобы я мерзла. Сколько еще эта женщина с ребенком будет сидеть здесь на холоде, пока не придет следующий поезд?

Если он вообще придет. Я понятия не имею, который час.

Но ради нее я очень надеюсь, что поезд скоро придет.

Младенец засыпает, и женщина целует его в нос, поправляя кофту. Интересно, моя мама тоже целовала меня, закончив кормить? Мне сложно представить себя такой крохотной, сложно представить, что когда-то мама нежно мне улыбалась и щекотала нос. Тогда еще не было никаких бегемотов.

Я смотрю, как женщина обнимает своего уснувшего медвежонка, и тут на меня снисходит озарение. Ребенок плакал, и его успокоили молоко и теплый свитер. Он безмятежно уснул даже под ослепляющим светом фонарей вдали от дома. Я понятия не имею, что случилось с этой женщиной, почему она ждет поезда посреди ночи. Она явно собиралась второпях, но у нее есть самое главное. У нее есть все, чтобы позаботиться о ребенке.

Пища и тепло – это жизнь.

Вот почему мама вечно напоминает мне про куртку и боится, что я простужусь. Вот почему она собирает мне обеды в школу и оставляет «Поки» в кружке. Вот почему готовит, даже когда ей грустно, и оставляет мне поесть, даже когда знает, что я сыта. Вот почему спрашивает, не голодна ли я, и режет для меня клубнику посреди ссоры. Это не для того, чтобы вызвать во мне чувство вины. Так она проявляет свою любовь.

Я тоже когда-то была малюсеньким, пухлым, беззащитным медвежонком. Все, что мне было нужно, – это молоко и пеленки.

И моя мама.

Наверное, в тот день она достала фотоальбом с намерением напомнить нам обеим, что когда-то она была для меня целым миром. Я смотрела только на Дэнни. Но сейчас я понимаю, что мама была почти на каждом снимке. Кроме тех, на которых я хныкала и тянулась к ней. А теперь в моей жизни появилось много такого, что она не может контролировать, от чего не может меня защитить. Но она по-прежнему может обеспечить меня едой и теплом. В них я буду нуждаться всегда.

Все это время мама без слов говорила, что любит меня. Она проявляла так свою любовь с самого моего рождения. Просто я этого не понимала.

Я ковыляю по камням так быстро, как только могу. Мне нужно поскорее попасть домой и обнять маму.

Уже у самого переезда я торопливо прячусь в кустах, когда охранник смотрит по сторонам. Он отворачивается, и я выхожу на тротуар, делая вид, будто просто прогуливаюсь посреди ночи. На углу я снова бросаю взгляд на молодую женщину с ребенком. Медвежонку тепло и уютно, но его мама по-прежнему дрожит.