Молчание пирамид

Не прикасаясь, Самохин ощущал твердую тяжесть сумы, скрипучую, как битое стекло под сапогом, жажду в горле и некоторое оцепенение мыслей.

— Спасибо, — просипел он.

— Погоди благодарить-то. — Старик распрямился. — Может еще проклинать станешь… Пусть Зоб храм отворит.

— Какой… храм? — не сразу спросил Самохин, поскольку смысл слов его доходил трудно.

— Который запер и сторожит…

— А что с сумой?.. — Самохин посмотрел на нищего.

— Как сам пожелаешь. — за него ответил старик. — Хочешь, отдай Зобу, нет, так оставь себе. Хозяин — барин… Но храм должен быть открытым.

Нищие разом встали, и Самохин непроизвольно вскочил, чуть не уронив суму на землю.

— Ты останься еще, — предупредил старик. — Они пускай идут. Им долго на одном месте не посидеть.

Нищий протянул руку и точно нашел его плечо Он не похлопал, как обычно делают, благословляя в дорогу, а только прикоснулся.

— Это он проводить просит, — пояснил старик.

— Сейчас?..

— Сейчас рано. Сначала надо храм отворить…

Пока они поднимались по склону карьера, Самохину показалось, что наступила полная тишина и оцепенение. Всего — чувств, мыслей, тела, и лишь когда нищие пропали из виду, мир снова обрушился на голову пронзительным криком птиц, стуком топоров и запахом гниения.

— А ты говоришь, еще лес растет. — Вплелся близкий голос старика. — Да вырасти-то успеет ли?.. Он, сатана, всегда в жертву малых ребят берет. Чистые ему нужны, безгрешные, да ведь опять зря младенцев погубил, не угадал… В двадцать шестом году я на заработки в зиму ходил, а возвращаюсь по весне, никого из малых ребят не осталось… У меня их трое было: два парня да девка… Будто ветром унесло. Василиса-то брюхатая была, четвертым. Да ведь кто знал, кого она родить должна…

У Самохина зазвенело в ушах…

Когда он вернулся в аэропорт, этот звон все еще слышался, будто музыкальное сопровождение к неторопливому и глуховатому голосу старика, повествующего о рождении и смерти пророка. Баринова нигде не нашел, и выяснилось, самолет улетел еще три часа назад точно по расписанию, хотя Самохину показалось, что он отсутствовал всего может быть час — полтора.

В первую минуту им овладел комплекс опоздавшего пассажира, мысль засуетилась, как теперь добираться и на чем. Можно было снова пойти к начальнику аэропорта, тем более, теперь знакомому, попроситься на любой транзитный попутный рейс, как в прошлый раз, и он уже было дернулся к служебному входу, но в этот момент ощутил тяжесть сумы у себя на боку и вдруг с каким-то омывающим, освежающим облегчением понял, что сейчас ничего этого не нужно.

С этой ношей вообще можно было никуда не спешить…

Он посидел в сквере, словно насыщаясь этим чувством, с оглядкой засунул руку в суму нищего и только ощупал корешки трех толстых амбарных книг. Было желание достать и хотя бы раскрыть одну, но мимо, в обе стороны, шли откуда-то прилетевшие и куда-то улетающие пассажиры, над головой бесконечно кувыркался эхом самолетный гул, а для того, чтобы прочитать хотя бы одно слово из этих книг, требовался полный покой. Такой, например, как в зарастающей лесом мшистой пустыне или хотя бы в тундре, на краю земли.

Не зря самозванец строил пирамиды в уединенном месте…

Воспоминание о Тартаре подбросило его, как кресло катапульты. Самохин побежал на стоянку такси, но водители, как и в прошлый раз, шарахались от него при одном упоминании о Стеклозаводе. Он не стал во второй раз испытывать судьбу, на первой попавшей машине уехал на городской автовокзал, а там взял такси до райцентра. И только уже по дороге, когда он стал мысленно выстраивать все свои действия и предстоящий разговор с самозванцем, как-то незаметно исчез звон в ушах и стих голос Артемия Сокольникова. Пожалуй, лишь после того окончательно вернулась реальность и Самохин осознал, насколько тяжела сума нищего пророка.

На свалке, да и потом, в аэропорту, он чувствовал себя в безопасности, а вернее, не задумывался над этим и не заботился, попал ли он на глаза всевидящей службе охраны Ордена, и знает ли она, в чьих руках сейчас находится двенадцатилетний прогноз будущего всего мира. Было ощущение, что с того момента, как он вошел в тень от штабеля изношенной самолетной резины, так сразу же пропал из настоящего, и эта тень прикрывала его потом еще какое-то время, пока он не вспомнил о закрытой и охраняемой пирамиде из таганаита.

На подъезде к райцентру он казался сам себе голым, отовсюду видимым и легко уязвимым, поэтому расплатился с водителем у окраины и пошел пешком, благо, что был поздний вечер и фонари не горели. Прежде всего надо было убедиться, что за ним не следят, после чего найти место и надежно спрятать суму нищего. Если его заметили и теперь ведут, то дорога на стеклозавод уже перекрыта, не говоря уже о частной, ведущей непосредственно в Тартар.