Молчание пирамид

День был пасмурный, однако даль еще хорошо просматривалась и оставалась надежда, что лес на горизонте и заводские трубы прячутся за склоном высокого и горбатого двуглавого холма. Но когда Самохин поднялся на него, то уже отчетливо осознал, что заблудился и теперь не знает, куда идти. Он оказался чуть ли не на самой высокой точке, вид открывался километров на пятнадцать во все стороны, и повсюду, словно мгновенно застывшее море, разбегались волнообразные гряды, превращаясь на горизонте в темно-зеленую рябь.

Уйти так далеко от леса он не мог, поэтому достал видеокамеру и максимально наехав на горизонт, сделал полный круг — только голые увалы и редкие щеточки молодых сосен…

Он не испытал ни паники, ни растерянности, чувства словно оцепенели и замерли, как эти мшистые волны, и даже притупилась жажда, заставляющая все время сглатывать, отчего в горле и ушах раздавался скрип битого стекла. И это не было отупением — скорее, неким изумленным очарованием, как бы если ему сейчас вдруг села на руку пугливая, осторожная птица.

Самохин поставил сумку на землю и пожалуй четверть часа стоял и смотрел по сторонам в видоискатель камеры, пока не увидел узкую и смутную розоватую полосу на горизонте. Скоро багровые отсветы заходящего солнца все-таки пробились сквозь толщу облаков и теперь можно было сориентироваться по сторонам света. Однако сейчас и это показалось не важным: оцепенение чувств вдруг натолкнуло на мысль, что он наконец-то ощутил влияние энергетического канала. К тому же заря высветила на западе вершины плоских увалов, и на несколько минут перед глазами возник космический пейзаж — пустынное багровое первозданное пространство.

Потом заря как-то быстро погасла, и вместе с сумерками сразу же потянуло холодом. Больше часа, до полной темноты, Самохин бродил по вершине холма, все еще ощущая это оцепенение, пока не замерз до приступов дрожи, которая будто встряхнула его и вернула в реальность — давно уж надо было поддеть свитер и установить палатку. На ощупь он поискал вокруг себя сумку — она все время была где-то рядом, затем обшарил пространство ногами, прошел несколько раз взад-вперед и ничего не обнаружил.

Разглядеть что-либо на земле, тем более зеленую камуфлированную сумку, уже было невозможно, и он как-то сразу смирился, даже не ощутив досады: если канал и источал энергию, то это была энергия спокойствия. Не пугала и не расстраивала даже мысль, что придется всю ночь провести без воды и сна, да еще на ногах — несмотря на кажущийся теплым мох, от земли несло холодом. Отчего-то была надежда, что как только рассветет, так все сразу найдется.

Ночь и в самом деле показалась короткой, скоро в восточной стороне неба посветлело, и еще невидимое солнце сначала прорезало щель в тучах на горизонте, а потом и вовсе подняло их до зенита, словно колпак. Сумка и вправду нашлась: стояла всего в четырех шагах, разве что немного в стороне, однако ни леса, ни труб на горизонте не было. Все те же мшистые увалы, подсвеченные зарей и от того словно покрытые красным бархатом, красивый и грозный мир…

Он ощупал землю вокруг себя: роса все-таки выпадала, не могла не выпасть при такой разности температур, однако мох сразу же выпивал ее и становился лишь чуть влажным. Вместе с солнцем и очистившимся небом поднялся теплый южный ветер, за несколько минут высушивший все, что не было выпито. Самохин открыл шпроты, выдавил и проглотил масло, но рыбу есть не стал, поскольку жажда сразу же усилилась, а пища начала бы тянуть воду из организма. Он пошел строго на север, ориентируясь по солнцу и этим песчаным волнам, которые катились в попутном направлении. Была полная уверенность, что через пять-семь километров он обязательно выйдет из этой замшелой пустыни, если не к стеклозаводу, то хотя бы к кромке лесов. За весь вчерашний день он не мог уйти дальше этого расстояния, поскольку шел как турист, часто останавливался, прислушивался к своим чувствам и снимал на видео.

Только бы не уехал таксист…

Самохин ждал появления леса за каждым холмом и уже не прятал камеру в сумку, однако и невооруженным глазом было видно, что впереди только горбы увалов. В какой-то миг в груди ворохнулось что-то похожее на отчаяние, но в это время он заметил на горизонте какой-то темный остров, точнее, гряду, выделяющуюся на фоне общей зелено-серой раскраски пустыни. Это вполне мог быть таежный массив, выдающийся мысом, и Самохин прибавил шагу. Он старался не смотреть вперед, тем более в видоискатель, чтобы не спугнуть появившуюся надежду, и лишь когда одолел три пологих холма и взошел на четвертый, отчетливо увидел, что это не остров, а какое-то длинное, многоярусное строение, похожее на пчелиные соты.

Спустился с горы, поднялся на другую — точно, натуральные соты, только ячейки почему-то круглые…

Что это? Обман зрения, призрак?..