Молчание пирамид

А Никитка после стычки с мусорами задумываться начал, куда попал: неужто теперь придется всю жизнь стрелять да резать? Долго-то так не протянешь, это он по войне знал, все равно пуля догонит или свои подрежут. Когда дележ идет, вон какие стычки бывают…

Тут он и вспомнил про своего брата.

— Эх, жиганы! — говорит. — Есть места, где можно золото брать без ножиков и стрельбы, с одной лопатой.

Жиганы сначала затаились, потом спрашивают:

— И знаешь такие места?

— Брат мой знает, Ящерь. Только он в лагере сидит.

— Он что, вор в законе, коли у него кликуха такая?

— Да нет, имя такое родители дали…

— А что это за золото? И чье?

— Клады, — сказал Никитка. — Ящерь их на расстоянии чует.

Жиганы тут рассмеялись:

— Ты нам сказки не рассказывай! Мы воры, а не кладокопатели!

Но один тихий и авторитетный вор, по кличке Рохля, промолчал и потом спрашивает, когда вдвоем остались:

— Ты про клады и брата не шутишь?

Ну, Никитка и поведал ему про углярку с золотом, которую тетка государству сдала, и про способности Ящеря наперед знать, что сотворится. Рохля тогда ничего не сказал, а как отлежались и по своим углам разошлись, подкатился однажды, говорит, с тобой один человек побеседовать хочет, насчет брата и кладов.

Встретились, солидный такой дядя оказался, на вора никак не похож, говорит умно, красиво, как ученый, но вместо имени дурная кличка — Шнобель, вроде как носатый. Нос-то у него и в самом деле велик был и загнут книзу. Расспросил он про Ящеря все, начиная с самого детства, задумался и говорит:

— Да, любопытный экземпляр… Омск — город купеческий, клады тут есть, мысль дельная. Но как его из этой шарашки вытащить?

— Я уже ходил к нему сквозь колючку, — сказал Никитка. — Могу еще сходить, дело нехитрое. Но как его выманить? Он ведь сидит там и невесту ждет.

— Непростая задача. К тому же, если он предсказывает будущее, его не обмануть… — Шнобель носом своим, как клювом, прицелился в Никитку. — А ты поди и всю правду ему расскажи.

Сели они в поезд и в лагерь поехали. А там охрана усилена, сплошной забор строят, ночью прожектора горят, патрули рыщут с собаками, днем везде с биноклями наблюдатели сидят. Долго Никитка слабое место искал на сей раз и высмотрел его неподалеку от ворот прямо под вышкой часового, который себе под ноги-то никогда не смотрит. Махорки на следах рассыпал, кусачки мокрой тряпкой обмотал — хруп, хруп, колючку прорезал, проволоку-путанку, ползком до ближайшего угла, встал и пошел к Ящерю.

Теперь по наущению Шнобеля сам угощения принес, продуктов всяких, водки, а Ящерь спрашивает:

— Ты зачем опять пришел? На свадьбу не звал, невеста еще не пришла, да и рано ей замуж…

— Покаяться, брат, пришел. — Никитка встал на колени. — Пропадаю я, помоги! С воровской бандой связался, людей заставляют убивать. Сколько я душ невинных погубил!.. Уйти от них хочу, да ты ведь знаешь, если кровью повязан, просто так не отпустят. Откупиться мне надо, иначе на перья меня поставят. Смертная нужда пришла!

А Ящерь видел, как у него жизнь повернулась, поверил мольбам, ибо про себя-то Никитка так и мыслил.

— Открою я тебе один клад, откупись, — сказал Ящерь. — Но более не возвращайся к старому. Сказал ведь тебе отец — отыщи свою мать Любу? Откупишься, немедля поезжай за ней. Она тебя научит людей лечить — вот твоя судьба.

— Поеду и найду! — поклялся Никитка. — Только помоги мне из этой мерзости выбраться!

Ящерь по сторонам посмотрел.

— Ты ведь в городе Омском живешь?

— В Омском…

— Там улица одна есть, дома красивые стоят…

— Знаю, знаю! Красноармейская!

— Найди дом с деревянными резными птицами на башенках.

— Найду!

— Под красным крыльцом клад спрятан. В чугунном котле… Сверху тряпками замотано и смолой замазано…

Никитка брата обнял.

— Спас ты меня и от смерти, и от жизни воровской!

И бегом к забору, ползком сквозь проволоку, а сам думает, мол, достану клад, получу свою долю и больше никогда ножа в руки не возьму, на чужое не позарюсь, за матерью поеду.

За зоной же его Шнобель с Рохлей поджидают.

— Ну как?

— Поехали в Омский, клад доставать!

— Ты скажи, Никитка, где он там спрятан? — будто просто так спрашивает Шнобель. — Я город хорошо знаю, каждую улочку, каждый дом.

А Никитка смекнул, что и убить могут, зачем на троих-то делить?

— Нет уж, — говорит, чтоб испугать. — Сам на место приведу, сам делить стану и себе большую долю возьму. А вздумаете дурить — бошки вам обоим прострелю. Вы сейчас меня беречь должны, пылинки сдувать.

Жиганы поняли, что он не деревенский лапоть и не фраер какой-нибудь и что надо бы с ним поосторожнее. В самом деле, уснешь, а он ножиком проткнет обоих и сойдет где-нибудь на полустанке: где клад-то только он знает! И впрямь стали беречь его, Шнобель ни на шаг не отходит, Рохля на станциях за самогонкой и казенкой бегает, а спят по очереди — боятся!