Молчание пирамид

— Да, это еще живые… Те, что нельзя хоронить. Остальные умерли вместе с их обладателем, и я положила их в могилу Николая Васильевича. Так он велел. Лежит теперь с частицами звезд…

— И все же, как ты меня отыскала? — Самохин взял ее за руки и усадил на диван.

— Это было несложно. — Ее взгляд словно проявился на бумаге и стал прежним, знакомым. — Ты думал обо мне… Я шла на твои мысли, как на огонек.

— Разве это возможно?

— Для меня теперь кое-что возможно… Но еще очень мало. Я хорошо чувствую близких… — она откинула голову на спинку и закрыла глаза. — А чужих пока нет… Вот когда научусь искать чужих…

— Спать хочешь?

— С ног валюсь… У вас во дворе… на скамеечке поспала часа полтора…

— Странно… Товарищ сказал, еще час назад там никого не было.

— Я тут с половины третьего. Поставила защиту и легла поспать, как бомжиха…

— Какую защиту?

— Чтоб никто не нашел…

— А я не почувствовал, что ты близко. Наверное, у меня чакры закрыты.

— Причем здесь чакры? Все это придумано для обывателей… Погоди, ты стал совсем другой.

— Ты тоже…

— Ничего не пойму… Что с тобой произошло?

— Тебе обрадовался…

— Нет, ты мне не обрадовался, наоборот, — она положила руки на плечи и, как доктор, заглянула в глаза. — Я никогда таким не видела тебя… У меня сейчас чувство, будто это не ты!

— Чужой стал? Теперь тебе никто не нужен…

— Запомнил… Прости, тогда мне и правда никто был не нужен. Теперь старца Наседкина нет. Остались метеориты…

— Поэтому вспомнила и приехала ко мне?

— Ты же мой покровитель, а значит, поймешь… Да, точно! Теперь вижу. У тебя другие глаза.

— Счастливые?

— Нет, это не счастье. Даже напротив… Тебя что-то мучает, какие-то неразрешимые вопросы.

— А все говорят, я стал счастливым…

— Сейчас же расскажи, что тебе открылось? Тебе ведь что-то открылось, я по глазам вижу!

— А там, в яме, на Красной Поляне, ты ничего не заметила?

— Тогда я была еще непосвященной и слепой. Самохин освободился от ее рук, достал из кармана пиджака пеленку и расстелил перед Сашей.

— Если ты теперь прозрела, смотри, что это? Она потрогала ткань руками, поднесла к лицу, потом к окну, оттянув штору.

— Кажется, холст…

— Это я и сам вижу. Откуда эта тряпка? Для чего?

— Похожа на большую салфетку…

— И все?

— Знаешь, я почти не спала и эмоционально устала. — Она сложила пеленку вчетверо. — Потом, так много плакала… А для того, чтобы ясно видеть, плакать нельзя. От слез можно снова ослепнуть… Дай мне ее и покажи, где можно прилечь?

Он показал свою кровать.

— Днем найду тебе другое место, чтобы спокойнее было…

— Другое?.. А… рядом с тобой нельзя?

Похоже, с Плюхачом они рассорились уже серьезно, и Самохин решил ни в коем случае не оставлять Сашу в этой квартире.

— Это жилье… служебное. Тут посторонние люди. И возможно, скоро придется съехать…

— Говори мне правду, Сережа… Здесь находиться опасно, да?

— Не то чтобы опасно… Мое начальство не поймет. Она взглянула как-то отрешенно.

— Теперь я точно вижу… Ты занимаешься историей.

— Не угадала…

— Но ты все время думаешь о прошлом. Все твои мысли связаны… с какими-то далекими событиями.

— Мне казалось, я больше думаю о будущем…

— Тебя интересует какой-то древний-древний человек?..

— Неандерталец.

— Я серьезно… Ты все время думаешь о нем. Больше, чем обо мне. Кто он?

— Пророк, — признался Самохин. — Я все время думаю о пророке.

Она смотрела мимо.

— Так, постой… Это не Мохаммед и не Будда… Как его зовут?

— Ящер.

Саша мгновенно села, притянула его к себе.

— Как?!..

Это был не испуг, скорее мгновенная и крайняя степень возбуждения. Ее охватила мелкая дрожь, словно ток, через руки передавшаяся и ему.

— Ящер… И он должен быть еще живым.

— Почему мне кажется… будто он древний?

— Не знаю… Возможно, пророки не умирают. А их дух переселяется…

Она легла поверх одеяла, положив пеленку под щеку, прижала ее ладонью.

— Сейчас я все увижу во сне.

— Попробуй, если наяву не получается…

— Чтобы видеть наяву, нужно все время страдать, — отрешенно проговорила она. — Это путь к прозрению… Долгие болезни, тюремные муки, гибель детей… Страдания снимают печать с закрытой части сознания. Монахи достигают прозрения искусственно, аскетичной жизнью, лишениями, бесконечными молитвами… Но я освободилась от болезни и теперь мне так трудно… Только не буди меня, я скоро сама… Не бросай в огонь мою шкуру…

Она уснула с приоткрытыми глазами, и Самохин понял это, когда Саша замолчала и почти перестала дышать.

Неожиданное ее появление не то чтобы смутило его, а будто отдалило реальность, в которой он жил все девять дней. Конечно, забот прибавлялось, поэтому он хотел отправить Плюхача на поиски квартиры для Саши, но тот, едва переступив порог, заявил:

— Нас обложили. Я насчитал по крайней мере трех наблюдателей. С разных точек. Один даже на крыше соседнего дома, будто бы натягивает телефонный кабель, другой в мусорных баках ковыряется. Третий на улице чинит машину… Это уже серьезно.

Однако Самохин услышал в его словах намек на причастность к этому неожиданно появившейся Саши.

— Мы и сидим здесь для этого, — сказал он. — Чтоб обложили…

Помощник лукавить не стал.

— Ты хорошо знаешь… свою знакомую?