Молчание старца, или Как Александр I ушел с престола

Александр, конечно, чувствовал, что его сравнивают и что ему приходится бороться с тенью Наполеона, все еще витающей над Парижем. Как мы помним, он вообще был чувствителен к тому мнению, которое о нем складывалось, и стремился выигрывать в этом мнении, нравиться, очаровывать, добиваться побед. Может быть, поэтому он стал бывать в салоне мадам де Сталь, одной из умнейших женщин века, к которой Наполеон относился с раздражением и плохо скрываемой неприязнью именно за то, что она была слишком умна, деятельна и эмансипирована. О, эмансипация! В глазах Наполеона, корсиканца, это был самый страшный грех. В своем Кодексе уж он постарался, чтобы от нее не осталось и следа, чтобы француженки, которые во времена революции так осмелели, стали заявлять о своих правах и активно участвовать в политике, снова притихли и вернулись к домашним очагам под опеку своих добрых и недалеких мужей. Собственно, это и породило в женской душе зачаток той неудовлетворенности, которая затем выразилась в томлении, метании, стенании и, наконец, страшном падении мадам Бовари, героини романа Флобера. Но мадам де Сталь эта участь еще не грозит. Она способна заворожить любого своим обаянием, изысканной речью, остроумием, образованностью, вкусом. И, что особенно раздражало, даже бесило Наполеона, она никогда не избегала разговоров о политике, эта несносная мадам де Сталь: напротив, отдавалась им со страстью, на которую не мог рассчитывать даже самый пылкий ее любовник.

И, конечно же, Наполеона она не щадила, беспощадно перемывая ему косточки, критикуя его и разоблачая, из-за чего ей и пришлось покинуть страну и уехать в Англию. С падением же Наполеона мадам де Сталь вернулась в Париж и двери ее салона открылись для новых гостей, вернувшихся вместе с ней эмигрантов и офицеров союзных войск, прежде всего русских (на русских – особая мода); Александр был среди них самым желанным. Ему же, наверное, доставляло особое удовлетворение победить во мнении той, перед которой Наполеон, его давний соперник, оказался в столь явном проигрыше.

Но, чтобы победить, надо чем-то пожертвовать, и пожертвовать прежде всего либерализму мадам де Сталь, ведь она была ярая, убежденная, законченная либералка. Наполеон не захотел принести такую жертву, поскольку в душе не был либералом даже тогда, когда выступал под знаменами революции. Но вся суть возвышенной, благородной и утонченной натуры Александра именно в том, что он был истинный либерал в душе. Либерал в душе – как это по-русски (особенно если учесть, что Романовы наполовину немцы)! Но при этом истинный русский либерал, каким был Александр, всегда понимает, что его либерализм неосуществим на деле, его невозможно применить к действительности, которая его окружает, преследует, повсюду лезет в глаза своей обнаженной наготой. Впрочем, Александр выражает эту мысль несколько иначе: даже не то чтобы нельзя применить, а народ не созрел. Да, конституция, избирательное право, парламентаризм – все это прекрасно, но вот беда – народная незрелость, неподготовленность, детскость. На этот счет у Александра есть множество высказываний, и среди различных оттенков в выражении этой мысли мы, кажется, обнаруживаем и такой: а так ли уж он обязателен для всех народов, этот либерализм? Может быть, своеобразию, особому характеру русского народа он вовсе и не отвечает?