Мы отвели его наверх, в дежурку. Он не спешил. С комфортом устроившись в кресле, достал сигарету и закурил. Потом сказал:
— От фамилии оптовика вам станет дурно. Покрепче затяните страховочные ремни.
— Говори! — нетерпеливо сказал Доллинджер.
— Гуди Уайт.
Мы все с изумлением уставились на него.
— Гуди Уайт? — повторил Доллинджер. Было видно, что он не в состоянии поверить услышанному.
— Да.
Гуди Уайт был членом городского совета от двенадцатого округа. Меня не удивило, что он причастен к рэкету, поскольку многие политиканы Сент-Сесилии не брезговали связями с подозрительными личностями. Удивило меня лишь то, что этим рэкетом была подпольная торговля наркотиками.
Нельзя сказать, что Сент-Сесилия — город целиком во власти криминального синдиката в том смысле, что преступники регулярно платят отцам города, обеспечивая собственную неприкосновенность. Однако в этом городе существует четко обозначенная политическая иерархия, сильно смахивающая на феодальную.
Самую верхнюю ступеньку лестницы занимает администрация города и округа — две части одной машины, обладающие диктаторскими полномочиями и контролирующие целую армию более мелких чиновников, чья значимость определяется количеством поданных за них голосов. Такие, как Гуди Уайт, вносят в копилку своей партии голоса немногочисленных избирателей, компактно проживающих в их районе или лично с ними знакомых. За другими стоят целые округа или даже несколько округов. Но и крупные воротилы, и мелкая сошка следуют в своей деятельности правилам игры феодального княжества — клянутся в верности вышестоящим, но сохраняют изрядную долю независимости. До тех пор, пока они не выходят за установленные для них рамки, власти смотрят сквозь пальцы на их проделки.
Рамки эти соблюдаются достаточно строго. Мелкий босс типа Гуди Уайта практически ничем не рискует, заправляя игорным бизнесом, организуя подпольные лотереи или поставляя клиентам проституток, до тех пор, пока продолжает вносить голоса в партийную копилку.
Он никому не платит за протекцию, но если какой-нибудь наивный коп попробует вмешаться в его дела, его несомненно вызовут на ковер к комиссару полиции лысому Мейсону — ставленнику политических боссов победившей партии, — и тот прикажет неразумному стражу закона прекратить травлю его политических единомышленников.
Упорствующих переводят на должность рядовых патрульных, днем и ночью топчущих тротуар.
Два вида рэкета исключались полностью — убийство и торговля наркотиками. Отцы города справедливо полагали, что терпение горожан может лопнуть, если к пышному букету правонарушений прибавятся два наиболее отвратительных. Никто, какой бы вес в политических сферах ни имел, не уходил от ответственности, если оказывался замешан в убийстве или наркобизнесе в славной Сент-Сесилии.
Вот почему я удивился, услышав имя Гуди Уайта. Если Полячек сказал правду, Гуди рисковал быть выброшенным за борт политической машины.
Норман Доллинджер сказал:
— Можешь доказать?
— Я поднесу вам улики на блюдечке.
Я заметил довольный взгляд прокурора. Странно, подумал я, что он радуется грехопадению товарища по партии. Потом, однако, я вспомнил, что во время последних выборов Гуди Уайт уговаривал партийных боссов согласиться с другой кандидатурой на пост окружного прокурора. Иными словами, несмотря на членство в одной партии, в личном плане отношения между ними были далеко не дружескими. Гуди Уайт был владельцем кегельбана, ресторана и коктейль-холла.
Доллинджер спросил:
— Каким образом Уайт снабжает вас, толкачей, героином? Он сам продает наркотики?
— Сам лично.
— Расскажи подробней, как это делается.
— Когда мне надо приобрести очередную партию товара, я звоню ему, договариваюсь о времени, и Гуди встречает меня, сидя за стойкой администратора кегельбана. Мы вместе проходим к витрине, где выставлены образцы товаров, интересующих любителей этой игры: шары и мешочки, ботинки и перчатки, кремы для чистки шаров и тому подобное. Я делаю вид, что хочу купить какую-то мелочь, обычно тюбик крема. У Гуди наркотик уже приготовлен, положен в конверт, и, когда он опускает в бумажный пакет тюбик, вместе с ним оказывается и героин. Я плачу ему крупными купюрами плюс один доллар. Купюры он кладет себе в карман, а стоимость тюбика пробивает в кассовом аппарате и дает мне сдачу с доллара. Все делается тихо и незаметно.
— Сколько ты обычно покупаешь? — поинтересовался я.
— Унцию. Моим клиентам этого хватает на пару недель.
Я произвел в уме нехитрый арифметический подсчет. В каждой унции содержится четыреста восемьдесят зерен героина, но Полячек бессовестно обманывает своих клиентов и к одному зерну героина подкладывает девять зерен сахарной пудры. При стоимости одной дозы три с полтиной он каждые две недели продает отравы на тысячу шестьсот восемьдесят баксов.
— Сколько берет Гуди за унцию чистого героина?
— Четыреста восемьдесят долларов.
Таким образом, его навар составляет шестьсот долларов в неделю, что примерно в шесть раз превышает мое жалование.
Карл сказал: