Молчащие псы

В этом году умирающий Туркулл возвращается в Варшаву, отсюда и ее новое описание: Вновь в Варшаве. Что же изменилось? Город, перед тем еще несколько не отглаженный, весьма цивилизовался в стиле рококо, привитом из Парижа. На берегах Сены белые розы рококо уже покрыла первая ржавчина, а в Варшаве они цветут, даже на головах шляхетской братии, которые редко уже увидишь подбритыми по давней моде – сейчас вооружили более современными прическами. Впрочем, смоченные духами розы из фарфора, насколько же выше ценятся они по сравнению с натуральными – к тем жалко и нос приближать. "Щеголь", когда-то штука редкая и презираемая селом, называемый еще "франтом", покрытый пудрой от макушки до пальцев в башмаках, носящий в стеклянных пуговицах фрака целый кабинет естественной истории, потому что под их стеклом мы видим гусениц, бабочек, лягушат, ящериц и другую живность, вырос числом в легион, и к всеобщему одобрению, сам едко презирает все, на чем нет заграничного штампа, и что, выдув губу, сам называет сарматизмом. Он уже преодолел все моды в мире: у него на выбор шестьсот причесок, которые позволяет эдикт Людовика XVI. Дамские туалеты, являющиеся скрещением сада, будуара и картины, заслоняют пытки корсета, затянутого так, что груди поднимаются по подбородок, а тонкую талию можно почти что охватить одной ладонью.

Дворцы все еще верны устаревшим уже во Франции десяти заповедям интерьера Луи Квинза, только верность эта относительная, поскольку Трианон, Цирей и Сан-Суси в конце концов оказались перебиты надвислянским рококо. Онемевший француз, месье де Сегюр, пишет после отъезда отсюда: "У поляков сумасшедшие доходы, поэтому у них во дворцах можно найти все, что только в мире изобрели элегантного и дорогого". Даже больше: супруга гетмана Браницкого в своей резиденции в Белостоке поставила самые дороги в Европе печи; печи настолько дороги, что в них нельзя разводить огонь, в связи с чем дама зимой перебирается в комнаты служащих. Чарторыйские вкладывают в Повонзки, свое летнее владение, миллионы дукатов, "клея обои" в туалетных комнатах, к примеру, пластинками ценнейшего саксонского фарфора.

Золото в дукатах, в основном, от содержания, предоставляемого Берлином и Петербургом, течет ручьями. Joie de vivre (радость жизни – фр.) не знает границ. Супружеская верность является более чудовищным оскорблением хорошего тона, чем двадцатью годами ранее. Госпожа еще любит своего мужа спустя неделю? Ну, это пристойно для модистки, а не маркизе! А как же милы те молоденькие епископы, аристократические юноши, модные и ветреные, и в своих фиолетовых одеждах еще более возбуждающие. Папские нунции пишут дамам наполненные страстью эротические строки. Монастырские залы для собеседований служат любимым местом для свиданий Мораль кокоток становится моралью аристократок. Жизнь – сплошной веселый праздник. Танцы, карты, иллюминация, фейерверки, поиски философского камня, посылка белья для стирки во Францию, в Париж, любительские театры, поездки на санях по всем соседям и гонки на санях, масонские ложи и охоты с гончими, празднества на покрытых цветами лодках, journées de campagne (здесь: светское времяпровождение – фр.), амуры, интриги, разврат и сказочные декорации. Apres nous la deluge! (После меня – хоть потоп! – фр.).

Чудесный high life (здесь: высший свет – англ.). Более всего ценится ум, но его члены не умны; проводят часы за туалетом, а не любят чистоты и сторонятся ванны; циничные лжецы – плачут при чтении каждой страницы глупых романов; похотливые развратники пишут сентиментальные, наполненные лунной меланхолией любовные стихи в стиле Оссиана; материалисты и скептики – свято верят в шарлатанские чудеса, и вызовут на дуэль всякого, кто бы у сомнился, будто Калиостро живет уже тысячу лет.