Молчащие псы

...Придержали лошадей. Из леса высыпалась толпа русских, полк пехоты и несколько кавалерийских эскадронов. Ряды солдат, словно неведомых цветных насекомых, перемещались с громким хрустом в неожиданных порывах, словно в балете, который сложно было понять, которым управляет сама смерть . Под конец из-за кустов появились пушки. Против такой силы никаких шансов не было.

- Нуууу!... – крикнул полковник, вытаскивая саблю. – Если и должен умереть по-дурацки, то это должно быть очень глупо, по-польски!

- Мы все с тобой, твоя милость! – крикнул в ответ адъютант от имени кучи верховых шляхтюков.

Полковник поднялся в стременах.

- Дети! Видите те пушки?

- Так точно, пан полковник!

- А тех канониров?

- Так точно, пан полковник!

- Пушки могут и остаться, понятно?

- Ну так с Богом, на них!

Против русских полков и отрядов они двинулись словно тайфун, в несколько не связанных групп. Когда на половине дистанции первый ряд уже увидал, что их ожидает, он дрогнул и заколебался. Но сдержать лошадей означало, что задние ряды тут же сметут тебя. Спереди смерть была очень вероятной, сзади – стопроцентной, так что гнали дальше, лишь парочка счастливцев на флангах отскочила в сторону. Русские, приглядываясь к беглецам, аплодировали им. Темные силуэты трусов уменьшались на фоне серого кругозора, пока не исчезли словно тени.

Ветер, разошедшийся с утра, теперь был за конфедератов, поскольку толкал их в спины и в зады животных, усилился, но грохот российских пушек заглушил его одним лишь залпом. На маленьком уголке луга замешал кровавую похлебку из огня, железа и людских конечностей. Двумя днями позднее, в нескольких километрах от поля битвы, в конюшню одного из дворов приблудился раненный конь с пустым седлом и с вьюками, наполненными буханкой засохшего хлеба, сменой белья и остатками пороха. То был конь полковника.

Выжившие остановились, кружа вокруг трупов. Своего вождя они увидели на траве. Тот полз, словно щенящаяся сука, волокущая по земле болящий живот. Внезапно, к изумлению присутствующих, он приподнялся на колени и встал, показываясь на залитой кровью сцене, в отблесках заходящего солнца, словно дантовская тень, мифический великан, колеблющийся, то ли войти, то ли выйти из могилы. Не было в этот момент ничего более впечатляющего, чем эта горстка упрямых мышц, бросающих вызов преисподней. Взгляд у полковника был обезумевший, когда сквозь зубы засвистел фрагмент какого-то гимна, а потом заорал:

- Де-е-ети! Ваш комендант умрет здесь! И это стоит увидеть!

Он направился в сторону врагов и тут же получил в грудь ружейную пулю. Полковник бежал еще какое-то время, странно двигая руками, словно птица после того, как ей отрубят голову; сделал еще пару шагов и свалился навзничь с широко раскрытыми глазами и ртом.

Поле того егеря пошли против повстанцев. Толпа солдат, бегущих в атаку с воплями м жаждой убийства в глазах – это самое увлекательное зрелище из всех массовых зрелищ, которые создал человек с тех пор, как не посылает толпы девиц под каменные скальпели языческих божков, в жертву кровавым Приапам и Квельцакоатлям; наиболее увлекательным, но не для тех, против кого бегут. И останки конфедератов побежали.

А бежать было некуда, за их спинами уже стояли другие орды солдат, ожидая отхода "бунтовщиков". Поротный огонь вспыхнул второй молнией, отмечая линию горизонта, и пошел низко, по ногам лошадей. Вихрь ломал ветви деревьев, а те шли с двух сторон, ровным, невозмутимым шагом, с ранцами за спинами, с обгоревшими рожами, под стук барабанных палочек, посылая волны горячего свинца в недобитых, которые орали от боли и от страха, и падали рядами.

Ночная темнота и ее давящая тишина делали побоище, переполненное людскими и конскими трупами, разбросанного оружия и залитой кровью травы, еще более трагичным, чем когда его окутывали дым, грохот и безумие убийства.

Эпилог Барской конфедерации:

Возвращались уже не те красавцы-герои; возвращались преображенные в мрачных бандитов, безжалостные, бьющие жен, изнасилованных русскими, топящие свои дегенерировавшие души в спиртном и отчаянии; уже осознавшие, что весь их порыв, все то самопожертвование, самоотречение, не значили ничего, они были ненужными и обреченными на поражение с самого начала. Вернулись они настолько испорченными, как только способно перепортить поражение, и всеим было до задницы.

ЖМУДЬ

Алиби для экспедиции на Жмудь:

Организовывая поход Кишша на Жмудь за пурпурным серебром, Рыбак, который опасался, что посторонние будут вынюхивать его цель, нашел весьма хорошее фальшивое объяснение: Кишш со своими людьми едут на Жмудь за карликами! Именно так участники экспедиции объясняли ее цель по дороге, в литовских местечках и деревнях. Специалистка по карликам, Божена Фабиани, пишет в своей работе: