Молчащие псы

Чего искал в Варшаве этот "Человек Европы", сам называющий себя шевалье де Сенгальт, вольный каменщик, bon-viveur, эрудит, философ, шулер, поэт, историк, переводчик, мемуарист, математик, алхимик, шпион, дипломат, предприниматель и беглец из "свинцовых камер" венецианского Дворца Дожей. Развлечений? Вполне возможно, так как Париж ему уже приелся, в Венеции было полно шпионов инквизиции, Лондон был нафарширован пуританами, Рим – кредиторами, ну а Берлин представлял собой "прусские казармы", которых невозможно было выдержать. Казанову манила Вена, но и над голубым Дунаем трудно было выдержать с тех пор, как императрица Мария-Терезия внедрила в своем государстве так называемые "Комиссии по чистоте", совершенно исключающие достойную забаву вдвоем. Монархиня пришла к выводу, что наихудшим из проступков является внебрачная чувственная любовь, что следовало из глубоких мыслей императрицы на тему множества грехов. Она считала, будто бы гордыню трудно отличить от достойной похвалы степенности; скупость, вообще-то, является гадким недостатком, но попытка ее искоренения нанесла бы удар экономии; обжорство само себя наказывает несварением, так же как лень – скукой, ну а зависть невозможно поймать на горячем. Оставалась только несчастная чувственность, и вот ее следовало искоренить. В подобной ситуации Джакомо, чемпион континента по соблазнению монашек, должен был высмотреть для себя какую-то другую метрополию. В том, что он выбрал Варшаву, нет ничего удивительного; гораздо более любопытно то, что в нее он добрался через Петербург, где переговорил с эмиссаром начальника германских розенкрейцеров, доктором медицины Шляйссом фон Лёвенфельдом.

Впоследствии Казанова утверждал, что его мечтой было стать секретарем польского короля, и что он делал все, чтобы принять эту должность ради того блеска, который она приносит с собой. Тут он лгал. И делал это чуть ли не в каждом предложении своих мемуаров, в том числе и в том месте, где мы читаем, что "избегал любовных интрижек и карт, работая для короля с надеждой стать его тайным секретарем". Но уже через три месяца кредиторы обложили его, словно свора собак – кабана, ведь он попал в страну, в которой азартные игры были не только безумием, но и профессией.

Уже при предыдущем правлении эпидемия азартных игр распространяла опустошение ("В карточных играх таяли наиболее громадные магнатские состояния; в одну ночь проигрывали по полмиллиона золотых", - писал Казимеж Конарский в "Варшаве времен Саксов"), но только лишь при Станиславе Августе Варшава увидела, что такое настоящий азарт Мнение путешествовавшего тгда по Польше англичанина Н. У. Врекселла не оставляет ни малейших сомнений: "Ни в какой из европейских стран страсть к карточной игре не достигает столь губительных высот, равно как и не приводит к столь фатальным последствиям". Тогдашний хроникер, Енджей Китович, сообщает: "Крупных господ охватил какой-то безумный гонор проигрывать в карты по несколько, а то и по полтора десятка тысяч червонцев. Кто не разбирался в картах, кто не мог похвалиться, что на публике в Варшаве не проиграл или не выиграл в карты тысячу-другую и имел для того средства, считался скупцом и грубым человеком".

Казанова был опытен в шулерстве, только он никак не мог предположить, что на берегах Вислы встретит гораздо лучших, чем он сам. Китович упоминал в своей книге о том, что "великий коронный подскарбий, Адам Понинский, щулер по профессии, стоял во главе конгрегации мошенников и командовал шулерскими бандами". Но это было уже позднее, в конце 70=х годов. В тот момент, когда Джакомо Казанова прибыл в Варшаву, вождем этого тайного сообщества был его земляк, двадцатисемилетний шулер из Милана, Карло Алессандро Томатис, которого король в первый же год своего правления (1764) назначил "начальником спектаклей", то есть директором первого в Варшаве публичного театра, а во второй (1765) сделал итальянца своим камергером и дал титул графа де Валери. Интимная близость короля и мошенника (можно понимать это и наоборот, ибо Томатис был королем картежников, а Понятовский – политическим шулером) родилась в Петербурге, где оба получили приманку для своей деятельности. Новоиспеченный граф открыл свой театр в старом театральном здании на улице Крулевской (в Саксонском Саду) в 1765 году, относясь к нему, как к источнику доходов, но мало заботясь о репертуаре. Правда, наибольшие доходы он получал от шулерской деятельности, развитой в промышленных масштабах. "К ней он умело приспособил весь свой стиль жизни. В карты играл целыми ночами…" (Вацлав Токарж).