#Молчать

– Исключено. Меня стошнит.

– Тогда твоя очередь показывать постыдные фото, – в его глазах заплясали чёртики. – И не говори мне, что таких не имеется.

– Напротив, количество существенное, – призналась я. – Но я не покажу тебе их. Это конфиденциальная информация.

Тупица Румянцев стал перебирать предположения:

– Дай угадаю, ты была жирной и прыщавой?

– Нет.

– Любила носить мужскую одежду и страдала от вшей?

– Мимо.

– Никогда не поверю, что ты не гадила под дверь соседям и не надувала лягушек, – его глаза округлились. – Ты целовалась с фламинго! Я прав?

– Что? – задохнулась я. – Нет!

– Сейчас проверим, – Румянцев подобрал мой мобильник с пола, и тот сразу же завибрировал. – О, Рус звонит. Я отвечу? Спасибо.

– Не смей!

– Алло, Русланчик, милый, не пугайся моего голоса. До утра сидела в караоке и пела песни о любви. Каждую посвятила тебе. Тебе же нравится Rammstein? – Ян увернулся, когда я попыталась прервать их разговор. – Что? Позвать Киру? Но ведь это я, любимый. Не веришь? А как насчёт твоего обрезания? Только я могу знать об этом.

Я устала бегать за ним. Вернулась на кровать, скрестила руки и насупилась. По правде говоря, я не хотела разговора с Русланом, но и о том, что провожу время с Румянцевым – он тоже знать не должен. Я понимала, ему нелегко, но я страдала больше. Всё как-то навалилось в одночасье, накрыло с головой будто расплата за ворованные купюры из папиной заначки – другого объяснения я попросту не нашла.

– Что с ним стало? – спросил Ян, сбросив вызов. – Какой-то он хлюпик.

– Слушай, не каждый может переключаться так быстро, как делаешь это ты, – по вредной привычке заступалась я.

Ян громко хмыкнул. Он давно выкупил наш неоднозначный союз.

– Тебе не надоело быть мамочкой? – спросил он, и телефон снова завибрировал. – Сынок сегодня сам не свой. Терроризирует мобильник. Вот негодник.

Мне удалось вернуть телефон, но я когда взглянула на экран, то почувствовала слабость в коленях. Это был Даниил Альбертович. В сообщении было сказано следующее: «Плохая новость. Никита впал в кому. Его подключили к искусственной вентиляции лёгких. Пожалуйста, передай это Яну. Ты знаешь, как правильно».

– Что такое? Сынок прищемил свою крохотную мошонку? – смеялся Ян, но быстро отрезвел, почуяв неладное. – Эй, Кира, ты побледнела. Что случилось?

– Ничего. То есть случилось, но…

– Я успел изучить, когда тебе страшно. Говори.

– Ты не должен…

– Говори!

– Никита, – сипло выдавила я, боясь его реакции. – Он в коме Ян. Состояние ухудшилось, но это не повод…

Послышался хруст пластика, на панельных стенах образовались глубокие дыры. Воздух наполнился цементной пылью. Румянцев беспорядочно колотил руками, отчего на острых костяшках образовались кровавые ссадины.

– Я! Всё! Оплачу! – кричал он, продолжая наносить удар за ударом. – Ничего! Не бойся! – подставка под косметические средства была откинута зверским толчком ноги. Стеклянные флакончики рассыпались на осколки. – Проклятье! Не может быть! Чёрт! Я убью эту сволочь! Убью!

– Угомонись! Это не конец! Так бывает!

– Нет! Я убью их всех! Каждого, кто был на этой вечеринке!

Наблюдать за буйством Яна было сложно и страшно, но я нашла в себе смелость подойти. Холодные пальцы коснулись обжигающих щёк. Он весь горел.

– Приди в себя, – сказала я приказным тоном, настырно удерживая зрительный контакт. – Я и без твоих выступлений знаю, какой ты упрямый, но выслушай меня. Да, ситуация изменилась. Пусть в худшую сторону, но это не повод опускать руки, а тем более размахивать ими. Посмотри на себя, Ян, ты уничтожаешь себя. Какой пример ты подаёшь брату? Что при любой кризисной ситуации нужно лишаться головы и биться об стены, доводя себя до полного изнеможения? Так?

Его губы расползлись в ухмылке, как в защитной реакции. Золотой отпрыск не привык выслушивать упрёки, а прислушиваться к ним и подавно. Но для того, чтобы достучаться до самонадеянного нигилиста, нужно говорить на его языке.

– Ну что нюни развесил, Румянцев? Ведешь себя, как больная истеричка. Даже стыдно за тебя. Легче всего капризничать, чем выбрать взрослую позицию. Ты тут не один подавлен, знаешь ли. Никогда бы не подумала, что ты такой размазня. Ещё имеешь наглость с Терёхина смеяться. Слабак. Но если это не так, то докажи это. Возьми себя в руки, твою мать. Иначе одолжу тебе платье с прокладками. Глянь, как пальчики поранил. На ранку не подуть?

 Всем своим видом я демонстрировала отвращение к парню, но в глубине души корила себя за грубость. Всё ждала его реакции, ибо заигралась, и последние несколько фраз были кинуты опрометчиво. А вот Ян не спешил отвечать, сверлил меня искристым взглядом и всё шире натягивал улыбку.

– Если готов выпустить очередь матерных слов, то можешь не утруждаться. Мне плевать на твои оскорбления. Как и на оставшиеся целые панели в этой комнате.

– Ошибаешься, – резко просветлел он. – Мимо, голубка.

– Тогда о чём ты задумался?

Ян прислонился ко мне лбом так, что наши носы соприкоснулись. Дыхание прервалось. Ладошки вспотели.

– Я думаю о том, что за такой причиндал у этого Руслана, что из всех возможных кандидатур ты выбрала именно его?