Молчи

Жаклин прищурилась. Орион не понимала, делала ли она это игриво — потому что эта ситуация забавляла ее — или агрессивно — потому что она не доверяла ни одному мужчине и, наверное, никогда больше не будет доверять.

Может быть, и то и другое.

Орион начала скучать по жесткой, независимой позиции Жаклин в ту секунду, когда за ней закрылась дверь, и они остались вдвоем с Мэддоксом в переговорной.

Если она и думала, что в комнате для допросов было душно, то это было ничто по сравнению с тем местом, где они стояли сейчас. Она вздернула подбородок, изображая уверенность. Она никогда не была одна в комнате с мужчиной, который не собирался насиловать и мучить ее в течение десяти лет. И она боялась.

Мэддокс откашлялся, встретившись с ней взглядом. Он изо всех сил старался смягчиться, она это видела. Сделать себя маленьким, неопасным. Но для Мэддокса Новака было физически невозможно стать безобидным. Даже если при нем не было пистолета и значка. Или роста и мускул. Все, что ему было нужно, — эти глаза, в которых таились призраки.

— Я… — он остановился, сорвавшись на этой единственной букве. Откашлялся, попробовал еще раз, снова запнулся.

Орион наблюдала, не пытаясь ему помочь, не пытаясь продолжить разговор, чтобы облегчить ему задачу. У нее не было желания помогать мужчинам до конца своих дней.

Он потер глаз, из которого побежала слезинка. Ее поразило это проявление эмоций. Она больше не знала этого человека, так что он мог стать слишком впечатлительным, но она думала иначе. Копы долго не протянут, если будут плакать от ужасов этого мира.

И это плохо, если честно.

— Я не знаю, что сказать, — признался он, прерывая ход ее мыслей.

Он провел рукой по волосам. Он не был похож на профессионального, одаренного офицера, который проводит расследование. Он больше походил на того парня, которого она целовала на крыльце много лет назад.

Орион пожала плечами, — тщетная попытка стряхнуть воспоминания, как капли дождя.

— Я думаю, в голове ты составил какой-то сценарий жертв похищения, — сказала она холодным голосом. — Жертв изнасилования. Тех, кого держали в плену годами. Уверена, что для всех троих нет конкретного сценария, но подозреваю, что ты умный человек. Импровизируй, — она была жестокой. Может быть, просто потому, что она могла. Может быть, потому, что она хотела наказать его, а может потому, что понятия не имела, как еще вести себя в этой ситуации.

— Мы искали тебя, — прошептал он прерывистым голосом. Его остекленевшие глаза встретились с ее. Ей до боли хотелось засмотреться на стену, но она продолжала глядеть ему в глаза. Сохраняла свою жесткость. Он продолжил: — И Адам…

— Не смей произносить его имя, — прорычала Орион, обрывая его слова, как дикое животное, которым, скорее всего, она была. Она боялась, что может попытаться вцепиться ему в лицо, если он снова упомянет ее брата. Бросит эту потерю ей в лицо.

Мэддокс вздрогнул. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы скрыть рывок и то, как все его тело дернулось, словно подстреленное. Орион это нравилось. Он должен чувствовать за это боль. Это не его вина, она понимала. Но если он не смог найти ее и спасти, самое меньшее, что он мог сделать, — это спасти ее брата.

Он сухо кивнул.

— Мы искали, — повторил он снова. — Полиция искала. Но, побеседовав с твоими родителями, они подумали, что…

— Что я сбежала? — перебила она. — Они только взглянули на дерьмовый трейлер, на дерьмовых людей, пристрастившихся к опиатам[16] и выпивке, увидели, что есть большая вероятность, что те избили своего ребенка, и решили, что я сбежала? Что я сама приняла решение уйти? Что я, может быть, появлюсь, когда слишком проголодаюсь, и у меня кончатся все деньги, которые мне удалось украсть?

Орион думала о таких исходах событий. Не в течение нескольких часов после того, как ее похитили. Не дней. Даже не месяцев. Нет, у нее не хватало духа, чтобы думать о таких вещах. У нее вообще не было ни на что сил. Она была сломана, разбита, разорвана в клочья.

Лишь годы спустя она подумала об этом. Годы, в течение которых ни один полицейский не вломился в дверь, разыскивая их. И она поняла, как это повлияло на ее веру в полицию и власть.

Это теория, которую ей удалось собрать воедино. Большинство похищенных девушек останутся пропавшими без вести. Мир, возможно, был печальным и уродливым, но не настолько уродливым. У большинства молодых девушек кто-то есть, даже если не родители, то брат или сестра. Бабушка. Друг. Учитель. Кто-то, кто скучает по ним. Кто сидит перед экранами телевизоров, чьи близкие дают интервью в новостях, встречаются с Опрой и пишут книги. И этих девушек, найденных или нет, хвалят и помнят. Таких девушек, как Шелби. У Орион никого не было, и о ней забыли почти сразу же, как только ее похитили. И все же она не завидовала Шелби. Она наслаждалась своим одиночеством.