«Молчи» (СИ)

— Харпер, — мать обращается ко мне. — Сегодня у тебя нет никаких дополнительных? — не отвечаю, пальцами растягивая ткань блузки, из-за чего женщина привстает, потянувшись ко мне рукой, чтобы хлопнуть по моим ладоням. — Хватит! Портишь вещь… — запинается, ведь я реагирую первой, ударив её по запястью, и опускаю голову ниже, застыв так же резко, как и мать. Женщина хмурит брови:

— Что ты… — не собираюсь её слушать, поэтому вскакиваю со стула, схватив сумку с пола. — Харпер! — она спешит за мной, так что перехожу на бег, хватая каблуки, и кидаюсь на улицу босиком, не обращая внимания на холод и камушки, что врезаются в голые стопы. — Харпер! — мать в ужасе смотрит на меня, останавливаясь на крыльце, ведь соседи, что рано утром выходят на работу, могут услышать и увидеть это. Ей, видимо, стыдно. Бегу по тротуару, не оглядываюсь, терпя болевые ощущения во всем теле, и торможу только тогда, когда пробегаю несколько домов. Обуваюсь, не смотря на женщину, которая вышла за газетой для мужа на крыльцо, и продолжаю идти, игнорируя весь мир.

Да, пускай реальность идет к черту. Но плечи расправить не удается. Я сутулюсь, кое-как вынуждая себя терпеть неудобство, вызванное той одеждой, которую сегодня напялила на себя.

С трудом вспоминаю эту ночь. Не помню, что нашло на меня, но я стащила из гостиной бутылку вина и помчалась прочь, распивая его по темным улицам. Мне так охота было отвлечься, но алкоголь — это не лучший выход. Хотя, не могу обещать себе, что подобное не повторится.

В школу опаздываю. Чувствую, скоро меня снимут с поста старосты, и что с того? Только мать воспримет эту потерю глобально. Быть может заставит меня кланяться в ноги директору, чтобы вернуть это место в школе. Это ведь так важно. Черт, ей самой не тошно?

Погода на улице не радует. Сгущающиеся облака предвещают заметное ухудшение, думаю, будет дождь, а у меня нет зонта с собой. Хотя, кого может волновать состояние моей прически? Уж точно не меня.

Вхожу в переполненный людьми коридор, миную стенд с новостями школы, возле которого столпились люди. Они громко что-то обсуждают, смеясь в голос, так что незаинтересованно оглядываюсь, хмуро подмечая, что половина из скопившихся смотрит в мою сторону, перебрасываясь словечками. Это заставляет замедлить шаг, взгляд опустить ниже. Гораздо. Моргаю, всеми силами стараясь игнорировать тот факт, что люди сталкиваются со мной нарочно, пока пробираюсь сквозь толпу, надеясь дойти до шкафчика.

— Эй, это же… — не слушаю парня, который прервался на смех, толкнув меня плечом. Хмурю брови. Не обращай внимания, Харпер.

— При-вет, — противно тянет ещё один незнакомец, проходящий мимо, и компания девушек с ним начинают тихо хихикать, прикрывая ладонями губы. Шепчутся. Не разбираю слов. В носу закололо. Гордо поднимаю голову, расправляя плечи, и ускоряю шаг, резко замерев, когда передо мной встает ещё один парень:

— Сколько в час, Харпер? — смеется, как и его друзья у стены. Стискиваю зубы, обходя его, сталкиваясь при этом с другим человеком, который реагирует с не меньшей озабоченностью, спросив:

— А ротиком работать умеешь?

Отстаньте.

Проталкиваюсь к своему шкафчику, уже протягивая руку к замку, но замираю, ощутив моральный удар в спину. Нож проходит между лопатками, задевая кости позвоночника. Веки шире распахиваются, а способность глотать воздух временно пропадает. Неизвестная для меня функция. Шум вокруг сливается в одну какофонию. Голоса, смех, шепот, толчки всеми частями тела. Смотрю, не моргая, на фотографию, что висит на железной дверце моего шкафчика. Та самая, что пришла мне на почту. Мои губы начинают дрожать, а веки сужаются от обиды и злости. Внизу подписан мой номер телефона. Черт. Время вокруг заметно замедляет свой ход. Оглядываюсь по сторонам, вновь и вновь встречаясь с людьми взглядом. Одышка. В грудь врезается боль. Это не сердце. Невралгия. Грубыми движениями срываю фотографию, стиснув зубы. Рву её пряча в сумку, и оборачиваюсь, делая шаги обратно, в сторону выхода. Опускаю голову, уже не обращая никакого внимания на боль от толчков. В ушах эхом звенит окружающий меня смех. Возвращаюсь к стенду, повернув лицо, и как раз в ту секунду несколько людей отходят, так что мой взгляд вонзается в фотографию, что висит в центре. Не могу идти. Останавливаюсь. Стою боком, не зная, сколько ещё мой организм сможет перенести? Громко дышу через нос, с накапливающимися слезами в глазах смотрю на тот же снимок, мысленно проклиная не того человека, который делает всё это, а именно себя. Если бы в тот день я дала отпор матери, то ничего бы не произошло, а теперь я вынуждена чувствовать себя облитой с ног до головы грязью.

Грязь ещё внутри меня.