Моление Даниила Заточника по Засвияжскому району

свет волос принцессы авроры

как шпаргалка по всем предметам

хоть ты не знаешь ответов

на вопросы опаснее мутации вируса

и преобразования логарифмов

я спокойно принимаю

вызов к доске

2020

метаморфозы

родители её звали алёнкой

все её звали алёнкой

бывают красивее

и слаще?

детский дом

новые родители

я долго удивлялся

загадочному явлению

из ничего появился кто-то

без капусты

и аистов

выдохнул

и перестал удивляться

ты должен быть джентльменом

мама вручила одну красную розу

факелом олимпийского огня

ты идёшь на день рождения

привыкай

глубоко вдохнул

и вновь удивился

загадочному изменению

ноги на ширине плеч

руки держать по швам

закрепить достигнутый результат

первым поцелуем

и повторить вторым

в солёную щёку

что делать что делать что

когда в десять лет признаются в любви?

прятаться за занавеской

и плакать

отгонять ответственность

и старость

попала в глаз соринка

не этот рыжий мальчик

должен был назвать её леной

первый раз в жизни

переходим к водным процедурам

2019

кое-что о моей матери

мама просила меня подписать мою книгу,

я подписал, она обещала прочитать,

прочитала, позвонила и плакала лере,

винила себя, называла плохой матерью:

«я хотела для данилы счастливого детства,

а оно, оказывается, было несчастным».

мне высказать не захотела.

дмитрий воденников часто говорит:

«хорошие стихи – это те, что стыдно показать маме».

я не знаю, можно ли считать эти хорошими стихами,

но они точно не сделают мою маму счастливее.

я знаю кое-что о своей матери:

я не помню, какой она любит цвет,

и не уверен, какая у неё любимая песня,

но я знаю, она много страдала,

пока была замужем за моим отцом.

три поколения в одной квартире.

бабу няню спрашивали соседки на лавочке,

почему у нас всю ночь из окна на кухне дым валил.

она отвечала, что крепко спала и ничего не видела.

баба няня первой заметила пожар.

угловой диван ещё долго оставался с чёрным прожженным пятном

(отец сам делал мебель, а потом любил сам её ломать),

как дворец дудаева после штурма федералами.

окурок упал в куртку на синтепоне,

укрывавшую банки с огурцами и помидорами на зиму.

в языкове, где якобы бывал разок пушкин и вроде как ель посадил,

мы гостили у алёнкиных родителей.

с мамой смотрели в сторону леса:

«куда это мужики пошли?»

отец пьяным валялся в траве -

здоровый, его еле втроём дотащили.

красное лицо.

отдохни в теньке.

мне уже не было так стыдно

(не перед кем – обитатели дома № 5 не в счёт),

когда я тащил его с остановки маршрутки

перед днём города (раньше праздник отмечали в сентябре

но потом мэр ермаков перенёс на июнь

хотел пощеголять в белом костюме).

из кожаной кобуры вылетела нокиа 3310,

отцовская потеря больно ударила по мне -

я переписывался с его телефона с девчонками.

ну и ладно.

это маме больно, мне-то чего?

я после «чайфа» на стадионе «труд»

так нажрался (чуть не получил в толпе на выходе

за тематическую оранжевую майку),

что серёжа азоркин тащил меня от южного рынка,

одноклассник мой любезный,

почти до квартиры,

хотя сам на ногах не мог стоять.

это было в одно из отцовских вечных возвращений.

перед первым уходом он подарил мне модную майку,

я бросил ему подарок,

он оставил: «носи!»

мы сидели с мамой на кухне.

мама плакала.

я предложил ей найти мужа за границей и свалить отсюда.

«у нас жизнь рушится, а ты шутишь», -

и улыбнулась, -

«ты единственный мой мужчина

всё ещё можешь меня рассмешить».

новый день начинался новым миром на кухне,

соловьиные песни за окном

как трели дверного звонка у бабы нины.

мама приготовила яичницу –

больше еды не оставалось.

однажды вечером приехали бабушка с дедушкой,

привезли, как обычно, мешок битых яблок из сада.

мама не работала почти десять лет,

мы вдвоём сидели на шее у отца,

мешая ему мирно ждать задерживающуюся зарплату,

и единственной возможностью встать одной ногой для мамы

была её способность заниматься нелегальным бизнесом –

шитьём.

две швейные машинки нас спасали от голода.

одна из них, дореволюционный «зингер», принадлежала бабе нине,

и она вдруг решила забрать свою собственность.

забрала.

и мешок с битыми яблоками мама вытащила на лестничную площадку:

«нам ничего от вас не надо!

хотите лишить внука последней крошки хлеба?

пожалуйста».

катина мама давала обрезки мяса на суп коту -

мама варила нам из них суп.

бабе няне выдали пенсию товарами из магазина на пушкинской:

прозрачный лимонад «колокольчик».

это был новый год и день рожденья в один день.

отец думал, что выбросил кольцо в туалете, -

мама сдала в ломбард -

нам хватило его на месяц.

с бабушкой тогда что-то случилось,

она стала смотреть на нас по-другому:

«мы с тобой больше всех от этой ситуации пострадали», -

говорила мне по телефону.

звала в гости,

даже с ночёвкой,

но все подарки оказались запоздалыми,

как признание маме:

«он тебя одну любил».

это про отца.

отец говорил, что дрался со своим отцом,

наверное, предлагал нам подраться.

я не хотел – он сильнее.

(ну и у нас бывало, я бросался на него, когда он обижал мать).

протягивал банку «балтики девятки»,

когда забирал меня из вытрезвителя на такси.

«ты перещеголял своего отца», – говорила мне мама.

он, по сравнению со мной, не пил -