Молево

И священник рассказал архитектору об удивительных явлениях и событиях того края. О Сусанне и её приёмыше Васильке, помощнике в любых делах. О том, как он помог Семирякоау разбогатеть, а тот в свою очередь охотно помогает другим в созидательных делах. Не забыл и о легендах, в том числе о помещике Флавьеве. О чудесном (или волшебном) изменении его поведения, благодаря некоему камешку, вовсе нерядовому, редко кому попадающемуся. И описал тот камешек со слов местных жителей: ярко-коричневый с краснотцой, иначе говоря, цвета сердца, с едва заметной слоистостью…

Архитектор глубоко задумался. Его неожиданно слишком сильно заинтересовал тот мифический камень. Мелькнула в голове некая неоформленная мысль. Он её пытался вытащить приемлемым словесным аналогом, но не получалось. Оттого-то лицо его выдало напряжение.

– Вы лицом изменились, – опасливо молвил священник, – может быть, я что-то лишнее наговорил, и вы будете отказываться от нашего ещё не начатого дела?

– Нет, нет, что вы, – архитектор пришёл в себя, – так, внезапно пришла одна мысль, пока не получившая развития.

– Вот и чудненько. Значит, наш договор вступает в силу?

– Вступает, и немедленно.

Не откладывая дело в долгий ящик, они тем же вечером поехали на место, чтобы ознакомиться с предстоящим занятием. Архитектор провёл там пару дней. Он подолгу гулял по всей округе. Ему столь по душе пришлось чудное убранство естества, только-только начинающую одеваться в свежую зелень, что непременно захотелось там поселиться, да навсегда. Но были обязательства в городе. Шло проектирование большого градостроительного объекта на завершающей стадии, где он был руководителем. А в том деле задействованы специалисты многих различных отраслей, в том числе и Денис Геннадиевич. Необходимо с ними встречаться, ставить задачи, увязывать усилия.

Ещё, во время прогулок, ему снова залетела в душу та, умом не оформленная мысль, что возникла при упоминании о помещике Флавьеве с его камнем. Ведь он уже писал в своё время о градостроительстве как о некой каинистике, и о преодолении этой каинистики путём создания новой среды обитания, во всём согласной с природой и с промыслом Божьим. Теперь мысль о возделывании пространства проявила себя намного шире и облеклась в довольно ладную мировоззренческую концепцию о пространстве естественном. И вышло что-то естественнонаучное, но не укладывающееся в современную науку. Дело в том, что он вроде не состоялся замечательным естественником в официальном статусе. Но стал в меру известным архитектором-градостроителем, а значит, искусником по изготовлению именно всяческих пространств. И не случайно обе склонности слились воедино. У него с давних пор вынашивалась ладная естественнонаучная концепция о собственном поведении пространства, о его поведенческом начале, основанном на своеобразной, условно говоря, генной структуре. Это поведенческое начало и заявляет о себе обретением конкретных пространственных форм и очертаний. Без поведения ничего не проявляется. И если его грамотно использовать, почему бы ни получить искусственные пространственные сооружения не грубым строительством, а именно тонкой генной инженерией поведения собственно пространства, иначе говоря, его формования в прямом смысле слова. Оно ведь сплошное, подобно глине. Бери и мни его, лепи из него нужное тебе сооружение. Но для того необходимо найти помощника, некий предмет-усилитель, своеобразный кристаллизатор пространства в качестве посредника и орудия.

«И таковой обязательно существует на земле. Кристаллизатор. Вся природа, так или иначе, кристаллизована. А сила, кристаллизующая пространство-вещество, по сути, неизвестна. И можно предположить, что это не что иное, как сила духовного мира. Ничего, кроме силы духа не приходит в голову. А дух, он ведь не только вне пространства, он, так или иначе, растворён в нём, подобно воздуху, растворённому в океане. Значит, вполне возможно существование вещества-пространства в виде некоего минерала, способного насыщаться духом до чрезвычайной степени, растворять его в себе. И где-то он есть, где-то залегает»… – Сия неотступная мысль теперь постоянно пребывала в нём.

Вспоминая тот же рассказ священника о некоем чудном камне, который породил в нём неоформленную тогда мысль, а теперь почти устоявшуюся, у него возникла буря чувств. «А вдруг, – умелец изготовления пространств поймал догадку, ощутив жар, – вдруг он и есть тот самородок, именно тот, и его нужно отыскать именно здесь»! И тотчас мысль его увлеклась в иную плоскость. Его обуздало чувство досады. «Но тогда мой приезд сюда по приглашению священника обретает иную, неожиданную цель, поиск того, что надобно именно мне, – размыслил он, – ведь нехорошо получается, потому что на мою бескорыстную и богоугодную деятельность падает очевидная тень, пусть не материальной, но мзды»…

Архитектор, войдя после прогулки к священнику, отцу Георгию, не мог удержаться, чтобы не рассказать ему о внезапном открытии.