Молилась ли ты на ночь?

– Вспомнила! – хмыкнула я. – Ты свою тушь и прочую боевую раскраску давно размазала по всей физиономии и половине прихожей! Не лицо, а шедевр абстрактной живописи!

Я, конечно, сильно преувеличила, зато Томочка резво поднялась на ножки и улетела в ванную.

Оттуда она вышла минут через десять, чисто умытая и аккуратно причесанная. Я ждала ее в кухне, на столе уютно дымились чашки с крепким чаем.

– Привет, лапа. – Томочка бледно улыбнулась и опустилась на стул. – Спасибо тебе.

– За чай? – Я притворилась, что не поняла. – Не стоит благодарности, я просто совместила разовые пакетики в чашках с кипятком, а это не великое дело. Вот мой папуля готовит чай – это да, настоящее искусство. Он специально сушит разные травки, ягоды и прочие клевости, чтобы добавлять их в заварку. Представляешь, у него одних только корочек цитрусовых не менее десяти наименований: лимон, апельсин, мандарин, грейпфрут, лайм и что-то еще. Ох, а про манго-то я и забыла!

Томочка, слегка оглушенная моей легкомысленной болтовней, озадаченно хлопнула ресницами, а я полезла в сумку и вытащила фруктовые дары, экспроприированные Зямой у слонолюба Лапочкина. Увы, один из двух экзотических плодов смялся в кашу, зато другой почти не пострадал. Я ловко вымыла его под краном и вручила Томочке со словами:

– Это тайское манго, попробуй, говорят, у него превосходный нежный вкус.

Пакетик с ошметками второго фрукта пришлось выбросить в мусорку. Очевидно, превосходное нежное манго не пережило удара о голову толстого коротышки. Мне его было жаль – я имею в виду манго, конечно. Коротышке я бы при случае еще накостыляла!

Томочка машинально взяла манго и положила его на стол. Похоже, у девушки не было аппетита, и я ее прекрасно понимала – теоретически. На практике я лично снимаю стресс именно вкусной едой, очень помогает, рекомендую!

– Томчик, может, тебя в постель уложить? – предложила я, видя, что Дюймовочка вся дрожит, чему наверняка способствовали не только переживания, но и холодный душ, который я ей недавно организовала. – Переоденься в сухое и ложись.

Томочка яростно замотала головой. Я вспомнила, что господин Куконин уже укладывал ее в постель, и кончилось это очень плохо. Когда Томочка перестала трясти головой, я заметила, что ее лицо стало несколько асимметричным, одна щека немного припухла, а на скуле темнел обширный кровоподтек. Я расстроилась. Бедная Томочка, что она пережила!

– Ты уже знаешь? – заметив выражение моего лица, спросила она. – Зойка наверняка всем растрепала.

– Нет-нет, не всем, только мне, – сказала я, совершенно не веря в то, что говорю.

Помешать Зойке разносить слухи и сенсации может только что-то экстраординарное – коматозное состояние, полный паралич или как минимум обширный типун на языке.

– Знаешь, что хуже всего? – Томочка потрогала голову. – Черт, и тут шишка… Хуже всего то, что я не знаю точно, кто это был!

– Ты имеешь в виду того коротышку в пальто, который гнался за тобой во дворе?

Томочка снова вздрогнула.

– Нет, я не о нем, хотя его я тоже не знаю… Или просто не помню! – Глаза у нее вновь подозрительно заблестели. – Инка, я чувствую себя полнейшей идиоткой! Какой-то толстяк зовет меня по имени, а я его не узнаю, хотя это еще мелочь! Ужасно, что меня изнасиловали, но еще ужаснее, что я не знаю, кто это сделал!

– Ты ничего не помнишь? – осторожно спросила я.

– Если бы! – Томочка скривилась. – На физиологическом уровне процесс мне запомнился, хотя его-то мне как раз очень хотелось бы забыть! А вот лица мерзавца я не помню, хоть убей!

– Тебе надо к врачу, – сказала я.

– Да была я уже у врача, получила первую помощь и справку, в которой добросовестно перечислены все мои травмы. – Томочка махнула рукой, широкий рукав свитера задрался, и я увидела темные пятна на запястье. – И в милиции была, там у меня приняли и справку, и заявление, и вообще очень сочувственно ко мне отнеслись. Все-таки зря говорят, что милиционеры у нас черствые и невнимательные…

– Тебе надо к психиатру, – сказала я, пропустив мимо ушей дифирамбы внимательным и чутким милиционерам.

Знаю я одного такого благородного рыцаря в погонах, тоже поначалу прикидывался белым и пушистым, а когда вскружил мне голову, начал показывать зубы!

– Я слышала, что такое случается довольно часто: жертвы насилия не могут вспомнить наиболее тяжелые моменты пережитого кошмара, потому что подсознание блокирует такие воспоминания, – сообщила я, строго-настрого запретив себе думать о капитане Кулебякине.

– К психиатру? – Похоже, Томочке моя идея не понравилась. – Нет уж, еще запрут в дурдом, не хочу!

– Но ты же хочешь, чтобы мерзавца нашли и наказали, правда?

– Вот пусть милиция и ищет, – уперлась она. – Я им все рассказала, что помню.

– А что ты помнишь?

Томочка потерла лоб: