Молилась ли ты на ночь?

– Вчера, в семнадцать тринадцать? Не помню, – протянула я, морща лоб и старательно изображая старческий склероз, что должно было очень идти к образу согбенной старушки. – Я вообще цифры плохо запоминаю. А вы уверены, что я с кем-то разговаривала?

– Я уверен, что в названное время с вашего мобильного телефона поступил звонок на домашний аппарат гражданина Ашота Гамлетовича Полуянца. Знаете такого?

– Полуянца?! Впервые слышу! – слишком нервно воскликнула я, но тут же постаралась взять себя в руки и спросила: – А кто это? – И добавила, мотивируя свой интерес: – Может, мы с этим гражданином знакомы, только я имени его не знаю? Я же в рекламе работаю, каждый день с новыми людьми общаюсь, всех по именам не упомнишь!

Следователю мои слова чем-то понравились, он улыбнулся и задумчиво пробормотал:

– А и в самом деле… Скажите, а вы с актерами дело имеете?

– Постоянно, – с готовностью подтвердила я. – Нам же все время приходится искать людей для съемок телевизионной рекламы!

– Вспомните-ка… – Палкин нервно заерзал на стуле. – Знаком ли вам такой тип: молодой мужчина кавказского типа – смуглый брюнет с орлиным носом, с большими темными глазами?

– Я с такими типами стараюсь не знакомиться, они сплошь назойливые приставалы! – брякнула я, на миг выйдя из роли старушки, не избалованной мужским вниманием.

– Но Ашот Гамлетович Полуянц был актером Театра юного зрителя! – сказал следователь таким тоном, словно актеры ТЮЗа не бывают назойливыми приставалами.

Я подумала, что маленького Палкина заботливые родители наверняка регулярно водили в театр и он был очень благодарным зрителем. Иначе с чего бы вдруг такое благоговение?

– Нет, – сказала я. – Не помню я никакого Полуянца, уж извините. А насчет того звонка в семнадцать тринадцать, кажется, припоминаю: это я номером ошиблась.

– Ладно, – следователь скрепя сердце принял это объяснение. – Вы ошиблись номером и попали в квартиру незнакомого вам Полуянца. Кто снял трубку, с кем вы говорили?

Он подался вперед, и я поняла, что мой ответ очень важен. Чтобы не ляпнуть чего не надо, я последовала совету Трошкиной и сымитировала приступ острой боли: схватилась за щеку второй рукой (первую я так и не отпускала!) и страдальчески загудела. А чтобы не отвлекаться на гримасы Палкина, закрыла глаза и под собственное размеренное мычание стала думать, что ответить следователю.

Вчера в семнадцать тринадцать на домашний аппарат Полуянца с моего мобильника звонила не я, а тот гад, который сделал мерзкую визитку с голой девкой и моим телефонным номером. Я прекрасно помнила, что пришла к такому выводу сегодня утром в ходе мучительных раздумий в Алкиной кухне. Однако делиться данными соображениями со следователем совсем не хотелось. Начну говорить правду – придется рассказать и про позорную визитку, и про кражи, в которых обвиняют меня Хризопразов и Лапочкин, а главное – про то, что я была в квартире Полуянца. Если я правильно понимаю, следствие пока никак не связывает мою персону с убийством Ашота Гамлетовича. Пока я не кручусь на глазах у Палкина в черном пальто с капюшоном (сегодня же его выброшу!), о моем присутствии на месте преступления никто не догадывается. А звонок с моего мобильника интересует следствие по той простой причине, что эксперты наверняка установили время смерти Полуянца, так что достоверно известно: в семнадцать тринадцать хозяин квартиры был мертв. Стало быть, если я с кем-то разговаривала, то только с убийцей!

Я открыла глаза и с насмешливым интересом посмотрела на Палкина, который терпеливо и с надеждой ожидал моего ответа. Признаться, мне очень захотелось задать следователю встречный вопрос: «Представьте, что вы убийца, который только что зарезал хозяина квартиры. Подойдете вы к трезвонящему телефону или нет?» Ответ казался мне очевидным.

– Да ни с кем я не разговаривала, – сказала я. – Там трубку не сняли, а я, пока слушала гудки, сообразила, что номером ошиблась, и отключилась.

– Очень жаль, – вздохнул следователь.

– Жаль, что номером ошиблась? – осмелилась съязвить я.

– Жаль, что не поговорили, – ответил Палкин.

Он опустил глаза к столу и начал быстро заполнять чистый лист аккуратными ровными строчками.

– Что, этот Полуянц такой интересный собеседник? – спросила я.

Следователь на провокацию не поддался, промолчал, и тогда я спросила прямым текстом:

– А в чем, собственно, дело? Что с этим Полуянцем?

– Да ничего особенного, убили его, – скучно ответил Палкин.

– Как убили?!

– Да ничего особенного, – снова повторил следователь, по-прежнему глядя не на меня, а в бумагу. – Ударили по голове доской, насмерть.

– Как – доской?! – Я удивилась, потому что в этой версии не было места кинжалу. – Одной только доской?

– И одной хватило! – Палкин пожал плечами и протянул мне бумагу и ручку. – Прочитайте и распишитесь.

Я послушно пробежала глазами короткий текст, поставила внизу закорючку подписи и поднялась со стула, не забыв о том, что распрямлять колени полностью нельзя.

– Всего доброго, спасибо за помощь, – бледно улыбнулся следователь. – Лечите зуб мудрости.