Стало смеркаться. В конце концов, она сказала старику: «Вы бы спрятались ненадолго. Я сама остановлю машину». — «Это опасно!» — возразил старик и все-таки уступил, потому что она была права. Он зашел за куст, и действительно, очень скоро завизжали тормоза, запахло паленой резиной, и старик поспешно вышел из-за куста. Она уже садилась в машину, в ободранную красную «восьмерку». «Дочка! — крикнул старик. — Позвони, как приедешь! Я буду волноваться!»
Все это он кричал нарочно, чтоб тот, кто, как сумасшедший или как бандит, без дела гонял по городу, знал — она не одна в этом городе, она не шалава, она «дочка».
Старик не видел, успела ли она помахать ему рукой, не рассмотрел, как ни пытался, номера машины. Фонари в городе не зажигались больше года. Эта русская исчезла из его жизни навсегда, и старик даже не был уверен — помог ли ей.
Она села бы сзади. Но это была не «девятка» и не «шестерка», а «восьмерка», у «восьмерки» нет двери для заднего сиденья. «Не повезло», — подумала она, запрещая себе бояться.
Она успела посмотреть на человека за рулем, когда садилась в машину. Слабая лампочка загорелась в «восьмерке», когда он открыл дверь. Его лицо не было каким-то особенным. Это было измученное, небритое, нервное лицо человека лет за тридцать. Ей не понравилось только, что он не посмотрел ей в глаза.
Мотор взревел, машина сорвалась с места, и они понеслись по расковырянным гусеницами танков улицам. Единственная фара металась по рытвинам, вырывая стены домов и темные окна, за которыми словно никто и не жил.
Она знала город так хорошо, что могла бы прочертить все маршруты к своему дому из любой точки. Многие из этих маршрутов, несмотря на расстояния, она прошла пешком. Но после десяти минут безумной скачки по крутым закоулкам она потеряла направление. Время от времени их машину с воем догоняла какая-нибудь колымага, или они догоняли кого-то, и начинались гонки, упорные, опасные и бессмысленные. Гонки заканчивались, как и начинались, внезапно, машины разъезжались по переулкам, чтобы больше уже не встретиться.
В конце концов, она решилась спросить:
— Куда это мы заехали?
Лучше бы она не спрашивала. Ей не понравился собственный голос. Он выдавал страх. Не понравилось ей и то, что ответа на ее вопрос не последовало. Она попробовала глубоко вздохнуть, но внезапные повороты и толчки сбивали дыхание. Страх превращался в панику, но тут мелькнуло знакомое здание — круглый, в форме ротонды ресторан у подножия одного из холмов. Она вдруг вспомнила, как в этом ресторане один старенький толстый жулик, добрый милый жулик довоенных времен пытался привлечь ее внимание: он сидел, не снимая белой ковбойской шляпы, закинув ноги в аккуратных дорогих башмачках с толстой подошвой на стол, покрытый крахмальной скатертью, и пытался раскурить сигару. Сигара не раскуривалась, короткие ноги не желали лежать на столе, шляпа сползала на нос… Она внезапно засмеялась и успокоилась. И тут же почувствовала на себе взгляд, тяжелый, холодный. Тот, кто сидел рядом с ней, не собирался производить впечатление, он просто в любой момент мог убить ее, она поняла это и удивилась. Зачем? Зачем ее убивать?
— Куда мы едем? — спросила она резко.
— А куда ты хочешь? — она наконец услышала его голос. Голос был глухой, бесцветный.
— Да ведь мы договорились, на Ленинградский проспект.
— Это далеко. Зачем туда ехать?
Она изумилась:
— Я там живу! Вы же согласились меня подвезти…
— Кто тебе сказал?
У нее перехватило дыхание. И ведь действительно он ей ничего не сказал, когда она назвала адрес, только кивнул. Кивнул, чтобы она села, а собирается ли везти по адресу — не сказал.
— Но я вас так поняла…
— Как ты поняла — это твое дело. А я так понял, что ты согласна ехать, куда я захочу.
— Да вы с ума сошли!
— Еще не сошел, только ты лучше замолкни.
Из переулка, подрезав красную «восьмерку», вылетел тяжеловесный допотопный «ЗИЛ», и снова начались гонки. «ЗИЛ» был посрамлен, слышно было, как он с грохотом влетел своей никелированной мордой в какой-то сарай.
Водитель чуть снизил скорость, выбрался из узких улиц на дорогу, которую она не могла никак узнать, и погнал по ней, не сворачивая, словно знал, куда едет. Она больше не спрашивала — куда. Она спросила:
— Что вам от меня нужно?
— Мне нужна женщина, — ответил он и закурил.
Она снова попыталась рассмотреть его. Он был моложе ее лет на десять, лицо красивое, только глаза какие-то неуловимые, запавшие, тусклые и скользкие одновременно.
— Я старше вас, и я не ваша женщина. Вам что, трудно найти женщину?
Он не обиделся. Он просто ответил:
— Ты уже здесь.
— Послушайте, я не подхожу, со мной так нельзя… В этом городе наверняка есть много женщин, с которыми вам было бы действительно хорошо.
— Мне не надо хорошо. Мне надо сейчас.
— Да нет же! Этого не будет!
— Слушай, сука, ты села в машину, и я сделаю с тобой, что хочу. Или я тебя убью.
«Этого не может быть, — подумала она. — Быть этого не может!» Но она уже верила каждому его ужасному слову. И стала искать спасение, или хотя бы надежду на спасение.