Вот женщина хозяйственно сует книгу мне под подушку. И не отходит. Она смотрит, смотрит на меня, как-то особенно пристально, может, потому еще, что уже сумерки и свет в вагоне смутный и ненадежный. Я вижу ее бледное лицо совсем близко, в широко раскрытых глазах проплывает заоконный пейзаж — сиреневое светлое небо, темная земля с дрожащими огоньками какой-то деревни. Вот глаза темнеют, это наш поезд въехал в лес.
— Слушай, я рассказать хочу… — наконец говорит она. — Переходи в купе, мне рассказать надо.
Женщина смотрит на меня с сомнением.
— Ладно, — говорю я и спрыгиваю.
В два счета мы переносим мою постель вместе с матрасом и подушкой в купе. Дядька с чемоданом сошел, в вагоне совсем уже пусто, только в том конце, где едет проводник, слышны голоса. Там выпивают.
Некоторое время мы молчим. Она смотрит в окно, в котором уже и не видно ничего, темный, почти ночной лес обдает еловым запахом. Женщина встает, подымает сильными, ловкими руками фрамугу окна.
— Дует, — говорит она. И снова садится, и снова смотрит в окно.
Профиль красивый — думаю я про нее и вспоминаю, что уже думала так несколько дней назад, когда вагон опустел впервые, где-то после Харькова. Не молода… а хороша… И не красавица, а вот свет на нее с удовольствием падает — и вечером, и утром. И ночной, как сейчас, едва уловимый. Плечи и нежные, и сильные, волосы темные, тяжкие, добротные бабьи волосы. Глаза странные, и маленькие, и большие. Глядят так окончательно безнадежно…
Я перестаю ее рассматривать, и она, словно почувствовав это, словно освободившись от моего внимания, переждав его, говорит не мне, а куда-то в окно, смутным нашим отражениям на темном, улетающем пейзаже…
— Старая я, ну, не девочка, думала — все про себя знаю. Воображала — так просто, смеха ради, — что подцеплю там какого ухажера, подтруню над ним, а то и поцелуюсь. У моря, вечером. А почему бы нет? Мой-то, когда в Гагры ездил, погуливал… Мне докладывали… Давно это было, когда и жизнь совсем другая была. Мой ко мне домой ехал, а вести впереди него неслись, что гулял… Сообщество не дремало… оно тогда еще было — сообщество. Тоже не всегда это нравилось, а все же… Люди — сообщались. Ни мобильников, ни Интернетов не было… По радио — «Театр у микрофона»… Теперь не то. Везде про все брешут, но — ни о чем. Раньше в очередях стояли за ничем, сейчас сериалы смотрим ни о чем. Лишь бы только легко прожить. А в молодости было не так, почти всем хотелось быть хорошими… Хотелось жить пусть уж трудно, но хорошо. Конечно, грешили, но и виноватыми были. Сейчас виноватых нет.
Да, молодость… Тайна… А еще ведь — юность!.. Да и в детстве всякое случалось. Впервые я влюбилась задолго даже до юности. Во втором классе. Приехала к нам на шахту семья, народ в поселке «свозной», постоянно люди наезжали и уезжали. Детей в той семье было много, их родителей я не помню, а к нам в класс пришла одна из девочек, Шура. Была она стрижена наголо и обросла уже, но в классе нашем ее, конечно, сразу Лысиком прозвали. Лысик и Лысик. Вот в кого я влюбилась в первый раз — в Лысика. Трогательный у нее такой затылок был, и голова как будто светилась — от волос, от мягкого ежика. Помню, сердце мое падало, когда я видела ее или голос хотя бы слышала.
Когда они уехали, я неделю в школу не ходила, больна стала… Именно болью больна… А как — не помню. Вот если ты рожала, то знаешь: родовую боль вроде бы пережить нельзя, а как переживешь — вспомнить нельзя… Вот так оно и с Лысиком… — Она запрокинула голову, закрыла лицо руками. — И снова, снова… болит у меня… Пережить бы как-то…
Опустила руки, замолчала. И я молчала. А потом спросила:
— Так ты что, влюбилась?..
И голос мой стал мне глуп и противен, а рассказчица не ответила. Так что больше я уже не спрашивала. История ее пошла своим чередом, с остановками и отступлениями:
— …Сама знаешь, девяностые годы — несуразные были, никакой жизни. Ни усталости, ни отдыха. Ни о каких отпусках никто не думал. Вот и мы. Я работала на трех работах, и муж тоже — то вкалывал, то в безработных сидел и водку пьянствовал, как говорится… Тем временем двое детей выросли, дочь в седьмом году даже замуж вышла, а сын год назад ушел в армию. Тут и случилось заработать. Не важно — как, повезло, как только дуракам везет. И решили с мужем эти дурацкие деньги по-дурацки, да и побыстрей потратить. В прошлые времена все собирались вместе на юг съездить, но не вышло. В Гагры его когда-то по профсоюзной путевке одного направляли, после чего мы едва не развелись. А сейчас уж и не захотелось вместе. Мужу лодку резиновую купили, сапоги болотные и спиннинг, а мне — путевку в Анапу. Вот оттуда я сейчас возвращаюсь… Две недели, всего-то…