Молитва о Рейн

Керамический петух заглядывает прямо мне в душу как раз перед тем, как я захлопываю четвертый шкафчик.

Петушиный замок. Буквально.

Я, наверное, мог бы проехать немного дальше и отвезти нас к дому Рейн, но после того, как она вела себя прошлой ночью, очевидно, что это тоже не вариант.

— Пойду переоденусь, — бормочет она. Туристические ботинки скрипят по линолеуму, когда она проходит через кухню в гостиную.

Ее настроение — пример номер четыре тысячи восемьдесят пять, демонстрирующий, почему всегда лучше уйти, чем быть оставленным.

Обыскав шкафы, ящики и кладовку и не найдя ничего, кроме отравы от тараканов и петушиного дерьма, делаю ставку на холодильник. Понимаю, что это рискованно, и я прав. Этот ублюдок вычистил все. Внутри только несколько пакетиков кетчупа из «Бургер Пэлас» и полпачки масла.

Но когда я открывал морозилку, кажется, услышал пение ангелов. Мороженое, корн-доги⁹, замороженные вафли, колбасные бисквиты, пакеты с овощами и, как вишенка на торте, — пол бутылки водки «Грей Гуз».

Мама этого ублюдка только что стала моим новым героем — коллекция петухов и все такое.

Я отвинчиваю крышку и дегустирую, когда в дверях появляется маленькая тряпичная кукла. Ее лицо выглядит абсолютно удрученным, когда она стоит, одетая в баскетбольное джерси¹⁰ и шорты старшей школы Франклина, держа перед собой мокрый сверток одежды.

— Какого хрена ты это надела? Я кашляю, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Это все, что я смогла найти, — поспешно отвечает спортсменка, и румянец заливает ее щеки, когда она смотрит вниз на форму, покрывающую ее изгибы. Голос у нее тихий и полный раскаяния, но мне плевать.

Рейн моя. Я похитил ее. Я использую ее. Я заставил ее кончить меньше часа назад, и мне не нравится, что она расхаживает передо мной в майке какого-то другого ублюдка.

— Его гребаное имя у тебя на спине.

— Это все, что я смогла найти! — кричит она, удивляя меня своим внезапным гневом. — Он забрал все!

Думаю, нам не стоит больше говорить об одежде, поэтому открываю дверцу морозилки, надеясь сменить тему, прежде чем ситуация изменится к худшему.

— Не все.

Глаза Рейн широко распахиваются, а маленький ротик приоткрывается.

— Корн-доги? — шепчет она, переводя взгляд с меня на изобилие в морозилке и обратно.

— И мороженое… и, если ты ешь овощи, — я достаю пакетик замороженной брокколи и ставлю его в микроволновку прямо напротив холодильника. Мой желудок урчит громче, чем гром снаружи в предвкушении горячей пищи. Не знаю, какое время ближе — обеда или ужина, но почти уверен, что протеиновый батончик, который я сунул себе в рот этим утром, был единственной едой за весь день.

— О боже, настоящий обед, — восторг в ее голосе заставляет меня выпятить грудь от гордости, хотя все, что я делаю, это нажимаю кнопки на микроволновке.

— Я, э… собираюсь постирать кое-что. Ты хочешь, чтобы я это забрала? — взгляд Рейн скользит по моему телу, напоминая, что вся одежда промокла и забрызгана грязью.

— Конечно, — я прикусываю щеку изнутри, стараясь не ухмыляться. Если этой сучке нужна моя одежда, она получит ее.

Расшнуровав ботинки, вытягиваю ногу из каждого и оставляю их грязной кучей посреди кухни. Затем медленно и эротично стягиваю с себя рубашку и стараюсь не морщиться, когда вместе с ней спадает повязка. Но Рейн этого не замечает. На самом деле она вообще не смотрит на мое лицо или плечо. Малышка смотрит прямо на мой пресс. Белая майка облепила грудь, как будто я участвую в конкурсе мокрых футболок, поэтому бесстыдно поигрываю мышцами, когда снимаю кобуру и кладу ее на столешницу, а затем и все остальное из карманов.

Я не тупой. Знаю, что выгляжу как влажная мечта каждой девушки, и использую это в своих интересах, когда возможно. Моя внешность и моя изобретательность — единственные инструменты, которые мне были даны в этой жизни. Все остальное приходилось выпрашивать, одалживать или красть. В том числе и маленький черноволосый инструмент, пускающий слюни передо мной.

Расстегивая джинсы, слышу хихиканье Рейн. Не совсем та реакция, на которую я надеялся. Поднимаю глаза и вижу, что ее соблазнительный макияж испорчен дождем, волосы вытерты полотенцем и растрепаны. Она в ужасном состоянии, но, когда улыбается, я замираю, боясь вздохнуть.

— У тебя и здесь цветы? — она хихикает, не сводя глаз с моей промежности.

Смотрю вниз и понимаю, что на мне боксеры с цветочным принтом, те самые, которые мой придурок сосед по комнате подарил мне в шутку на Рождество.

— Они достались мне с униформой, — я ухмыляюсь, стягивая джинсы до конца. Это заставляет ее замолчать.

Глаза Рейн расширяются, когда она впивается взглядом в выпуклость полутвердого члена, обтянутую мокрой тканью моих боксеров.

Его имя может красоваться у нее на спине, но ее соски напрягаются под тканью из-за меня.

Я вылезаю из джинсов и пальцами оттягиваю пояс трусов. Как только собираюсь спустить их, Рейн зажмуривается и визжит. Уронив сверток на пол, она внезапно хватается за свои баскетбольные шорты и сдергивает их вниз.