Молитвенник хаоса

Нам нужно новое Откровение для нового Язычества, которое спасет мир, тот мир, который так называемые богооткровенные религии завели в лабиринт собственных парадоксов — и эти парадоксы невозможно больше терпеть, невозможно больше оправдывать, и невозможно больше отрицать их абсурдность. Не разврат разрушает мир, а плодовитость, долг — а не удовольствие.

Вместо того чтобы ждать, пока люди повзрослеют, а мы не знаем, решатся ли они на это когда-нибудь; вместо того чтобы пытаться открыть им глаза на неразрешимые проблемы и непостижимые парадоксы, которые не дано разрешить и постигнуть ни мудрецам, ни мыслителям; вместо того чтобы взывать к тому сознанию, которого у них нет; вместо того, чтобы взывать к доброй воле, которая есть фантазм; вместо того, чтобы взывать к чистосердечию, которое есть другой фантазм; вместо того, чтобы взывать к чистосердечию, которое есть только принятая галлюцинация; вместо того, чтобы надеяться на чудо (а к этому, в сущности, сводится всё обозначенное выше), нужно действовать так, как если бы всё вскоре погибло, нужно готовить себя к выживанию в условиях катастрофы, нужно думать о крупицах, которые останутся в непригодном для жизни мире, нужно осознать, что погибельные массы обречены и перестать учитывать их временное существование в своих размышлениях.

Мои слова могут казался бесчеловечными, но всё более бесчеловечным будет становиться наш век и нравоучениями этого не изменить, напрасно поди бросятся в храмы, ибо храмы обрушатся на головы прихожан — лягут тенью всеобщей смерти.

Наш век хочет выбрать всё и сразу, поэтому у нас нет стиля, наш век хочет всё понять, поэтому он не может выбраться из лабиринта, наш век хочет даже очеловечить погибельные массы как таковые, поэтому грядет вселенская резня.

Мы хотим невозможного, и вскоре ото всех наших возможностей останется только тень, мы высаживаемся на Луну, а дома пожираем свои фекалии, скоро наши дети будут есть то, что мы сейчас считаем омерзительным, нас ожидает насколько абсурдная и страшная жизнь, что лучшие из нас предпочтут смерть, безумие и хаос порядку — порядку второй смерти и вечного безумия и организованного хаоса.

Будущий порядок будет намного более бесчеловечен, чем все, которые нам доводилось видеть, он будет лгать нам наиболее изощренно и дурачить наиболее эффективно, это будет монстр, теплый и методичный в своей бесформенности, таинственный и плоский, ускользающий и деспотичный, всепожирающий — и всё-таки неуловимый. Хуже всего то, что, заманив нас в свою ловушку, он не даст нам погибнуть, поскольку он не только обманщик, он — сама слабость.

Нам не избежать обмана порядка, а порядку не уберечь нас ни от хаоса, ни от смерти, такова логика нашего положения, и мы чувствуем, как пятьдесят веков всей своей тяжестью готовили нас к этому.

Худшие среди людей нынче самые беззаботные, текущее наше состояние позволяет блюстителям справедливости и святым объединяться с учеными и философами, худшие люди празднуют безоговорочную победу и, как представляется, их в этом не упрекнешь, они могут безнаказанно смеяться над разваливающимися формами и разлагающимися ценностями в надвигающемся беспорядке. Они могут опереться на порядок, они могут возвыситься над ежеминутным, которое кишит угрозами, они могут гордиться тем, что выбрали место в тени, и умереть на этом празднике победителями: они своё получат.

У нас больше нет способов защищаться от этого, они плывут по течению, которое несется в пропасть, а мы — против, мы одни гребем в обратном направлении, мы одни противимся порядку, одни отказываемся быть, быть в этом мире орудиями простоты среди толп, быть жертвами их надувательства.

Никто нам не сказал правды, некому больше защитить правду на Земле, слишком сложно ее вообразить, и тех, кому она открывается, будет становиться всё меньше.

Наш век застал смерть ясных и прозрачных идей, мы не можем ни о чём договориться кроме недомолвок, приличии и интересов: сколько простора открывается для неопределенности. Мы не можем ни о чём договориться и уже ни во что не верим. Нужно видеть галлюцинации, чтобы сегодня во что-нибудь верить.

Все наши великие личности стали трагичны, — это доказывает, что и они потеряли веру. Религия просто встроилась в порядок в качестве его элемента, но хуже всего то, что она выбрала порядок хаоса и смерти, и тех, кто попробует оживить религию, назовут еретиками, и в будущем ересь станет той маркой, по которой можно будет опознать искреннюю веру.

Повсюду рушатся системы, как плесень плодятся секты, но нас не спасет ни пыл, ни спонтанность отдельных людей. Уже слишком поздно, мы уже кружимся в воронке, нас уносит неизбежное течение, и мы знаем, что обречены.

Когда я слышу, как наши так называемые духовные наставники выливают на нас поток банальностей, когда я вижу, как толпа существ, скорее напоминающих жвачных, чем людей, внимает этой чепухе, я чувствую, что мы глупеем и что мы заслужили уготованную нам участь.