Многое матушка, безусловно, брала на себя. Старенькая, немощная, болящая, она молитвой своей одолевала врага рода человеческого. Мстил он ей за это без устали. У матушки на могилке висит фотография, где ее левая ручка перевязана тряпочкой. Она постоянно падала на эту ручку. И очень часто эта рука у нее была перевязана тряпочкой. И когда кого-то матушка отмаливала у Господа, и Он являл чудо, то враг мстил тем, что она ломала свою ручку. Очень враг мучил ее. Она бывало даже кричала от боли. Когда боль отходила, она садилась, а сил-то, видимо, говорить уже не было, качала головкой, показывала на ручку и всем видом своим говорила, что, «дескать, не смогла я выдержать эту боль. Что же делать, немощная я».
Однажды мы втроем приехали к ней. Сидит наша матушка возле дома, ждет. Сказала каждой то, что надо сказать, в чем-то поругала. А я, помню, впала в какое-то преслушание. Матушка назначила мне епитимию. Благословила – значит надо выполнять. Стоим мы на коленях возле матушки (ведь перед схимниками, когда они благословляют, становятся на колени), и подходит женщина. Пьяная. И обращается к матушке, как к мирскому человеку: «Здравствуй, бабушка». И целует ее. Понятно, что не разумея, кто перед ней. И две мои напарницы с некоторым пренебрежением отнеслись к этой женщине. Слов не было сказано никаких, но отношение их было понятно. Матушка тут же отреагировала, сказав: «Она гораздо чище многих других».
Через некоторое время снова впала я в какие-то прегрешения, касаемые веры. Долго я мучилась и все-таки поехала к матушке. Был со мной муж и еще двое человек. У матушки была в гостях дочка ее. Перед уходом благословляет она нас. Всех благословила, а меня нет. Даже внимания не обращает. И стала я про себя молиться, что, видимо, впала я в такие прегрешения, что нет больше места для меня в матушкином сердце. Так скорбно было на душе. «Господи, я грешница, но только не оставь меня ее наставлениями. Не разумею я вины своей. Наставь меня». Возопила я. Страшно мне стало от того, что я уйду сейчас и останусь без матушкиного окормления и молитв. Не могу увидеть греха своего. Знаю, что муторно на душу, плохо, а понять не могу. И тут матушка подняла глаза и говорит: «Посмотри, небо открыто. Господь на нас смотрит, Ему ли не верить?!» И тут мне весь мой грех стал понятен. Пошло покаяние. И поскольку я раскаялась, тут уж она голову мою взяла и говорит: «Неразумная ты, неразумная. Молись лучше. Перестала молиться, вот и впала в соблазн». Простила меня.
Но матушка и строгой была очень. Если мы закоснеем в каком-то грехе, не каемся – она очень менялась… Придешь к ней в таком состоянии, она посмотрит и так: «М-Мх!» Взгляд сердитый: «Иди!» Отправит, не будет разговаривать.
Есть у меня знакомая, которая болела по онкологии. Врачи все говорили, что надо делать операцию. Придет она к матушке с этим, а та не благословляет. «Еще не время!» Лежит как-то моя знакомая в больнице и матушка Варвара не выходит у нее из головы, как-будто к себе призывает. Послала больная к ней сына, тот приехал, а матушка и говорит: «Пора. Пусть не сопротивляется». Приходит с обходом комиссия и отправляют мою знакомую в Питер. Машины нет, ехать своим ходом она не могла – большая кровопотеря. Тут чудным образов все прекратилось. Ее приняли и сказали, что срочно делаем анализы и на операцию. Стали готовить к операции и хотят снять с нее крестик. И обуял ее такой страх, что мысленно стала кричать к матушке: «Матушка! Как же без крестика! Подскажи!» И вруг видит мысленным взором перед собой матушку, и идет ей мысль: «Спрячь крестик в волосы», а волосы у женщины были длинные. Замотала тогда она веревочку вокруг волос и воткнула крестик в волосы.
Сама знаю, что порой бывало настолько тяжело, враг одолевает, руки опускаются, а покричишь мысленно: «Матушка, помолись обо мне». И помощь приходит. Это трудно рассказать. Как призовешь матушку, так и отступает враг.
Некоторые, видела, приезжали к ней разодетые, на дорогих машинах, все из себя. Как же: их нужно вперед пропустить. Матушка принимала таких очень смиренно и как бы с некоторой долей юродства: «Что же вы… Вы же держатели мира сего, а я больная бабушка». Кто понимал, понятное дело, те просто в ноги к ней бросались. Приходили люди и бомжеватого вида: грязные, небритые, самый низ – она их обнимала, руки целовала. Это и для нас был великий урок. Однажды мы зашли в храм, был Духов день, внесли покойного, но отпевания пока еще не началось. Младшая дочь моя как-то засуетилась – не захотелось ей оставаться в храме на отпевание. И ушли мы. Хотя надо было остаться. Умер человек, нужно проводить в последний путь. Пришли к матушке. И вместо того, чтобы поздороваться, она нам и говорит: «Что ж вы… Как же так можно. Если приносят покойного, отставьте все дела. Помолитесь об этом человеке. Возьмите себе это за правило. Вы же тоже умрете».