«Захоронения можно поделить на две категории: могилы взрослых и могилы детей. Обращает на себя внимание тот факт, что останки взрослых были обнаружены на западной, а останки детей — на восточной части раскопа. Взрослые, судя по оставленным с ними вещам, принадлежали к сословию вождей/царей либо к иным представителям господствующего класса. В захоронениях детей найдено драгоценностей едва ли не больше, чем в захоронениях взрослых: в нагрудных уборах обнаружены сердоликовые бусины, а в составе ожерелья на одном из детей было обнаружено изображение мужского божества. Детей можно было бы считать умершими в юном возрасте представителями господствующего класса, но даже при первичном осмотре обращают на себя внимание травмы на останках».
Парень задумался. Дед рассказывал о легендах, в которых встречались намеки на какие-то совершенно дикие обряды существовавших здесь ранее цивилизаций. Но Фарид никак не мог вспомнить подробностей.
«Можно предположить, что у этого народа практиковались человеческие жертвоприношения, а именно, жертвоприношения детей».
Родители не особенно приветствовали передачу знаний о жестокостях прошлого. Фарид улыбнулся воспоминаниям, но тут же нахмурился: он вспомнил.
Они с дедом как-то гуляли по роще, в которой сегодня пропал мальчик. Идолы там были. Но ни у одного из них не было лица.
14
Дима накрылся простыней, служившей ему одеялом. Ночь была жаркой, даже настежь раскрытые окна не спасали от духоты. С улицы доносился лишь треск сверчков или цикад. Или кто еще трещит ночами?
Тахта, на которой не слишком успешно пытался заснуть мальчик, находилась на террасе и оказалась на редкость жесткой. Дима ворочался, то и дело посматривая на стоящие на подоконнике, освещенные светом уличного фонаря часы. Часы были круглые и старые, на смешных металлических ножках, тикали они громко и довольно противно. Дима взял их с кухни, с разрешения Томы.
— Да мы тебя разбудим, если что, — улыбнулась девочка. — Тем более мама со смены придет.
Как выяснилось за ужином, ушедшая на работу мама трудилась сутками, то есть позвонить с ее телефона сестре мальчик смог бы только на следующее утро.
В любое другое время Дима возмутился бы такой, мягко говоря, неточной информации и заподозрил бы что-то неладное. Но не сегодня. Сегодня Дима был счастлив.
Он даже не пошел к соседям, чтобы звонить от них. Хотя Дима обратил внимание, что свет в окнах соседних домов так и не зажегся. Возможно, их хозяева тоже работали сменами.
Мальчик лежал на жесткой тахте и размышлял, как бы ему не проспать завтрашнее купание. Он никому не сказал о приглашении Толика.
«Я вернусь, они еще и не проснутся, наверное».
Даже от своего нового приятеля Ромы Дима скрыл планы на завтра.
«Ему все равно больше в мячик играть нравится, чем нырять».
Мысль о прогулке на поляну («Толик сам посадил дубы вокруг нее!») пленяла и будоражила воображение. Диме не хотелось ни с кем делить эту свою радость.
Но была и другая причина: мальчику не хотелось ни с кем
«Он такой добрый!»
Наверное, впервые в жизни Дима ощутил, что действительно интересен взрослому. Это не был притворный, покровительственный интерес, который только раздражает, а искреннее желание узнать собеседника.
«Так общаются между собой взрослые! Я видел!»
С Димой так еще никто не общался. Мама, несмотря на свою любовь к нему (в этой любви Дима ни на секунду не сомневался, он и сам очень любил маму), долгих разговоров с ним не вела. Ее больше заботило, поел ли Дима и надел ли шапку. Папа… Дима вздохнул и перевернулся на другой бок.
Сестра вообще почему-то относилась к Диминым увлечениям несколько скептически. Даже даря ему книги, она не могла удержаться от насмешливого комментария. С недавних пор Диму эта ирония начала раздражать. У них с Оксаной даже произошло несколько скандалов на этой почве. И каждый раз вмешивалась мама и, не вдаваясь в подробности, разгоняла спорщиков.
Учителя (он первый год учился у нескольких учителей) относились к Диме хорошо, но это «хорошо» бледнело и меркло в сравнении с отношением к нему его нового знакомого.
«Но мама говорила, что нельзя разговаривать с незнакомыми. Особенно с незнакомыми мужчинами. А тем более гулять с незнакомым человеком вдвоем в безлюдном месте».
Дима лег на спину, смотря на испещренный желтыми пятнами света фонаря потолок.
«Но… другие же купались с Толиком. Они его знают и не боятся».
На самом деле, Дима не знал, насколько близко другие дети были знакомы с Толиком. И было ли известно о Толике их родителям.
«Но я обещал. Он будет меня ждать».
Здесь неожиданно для себя Дима задал самому себе вполне взрослый вопрос: а зачем, собственно, мужчина может приглашать купаться мальчика, при условии, что купание это будет проходить без свидетелей?
«Он говорил, что он в отпуске. Может, ему просто скучно?»
Дима задумался над своим аргументом, поглядывая на часы. Короткая стрелка застыла на числе одиннадцать.
«Но Толик мог бы найти себе друзей по возрасту».
Да, справедливости ради, Дима никогда не видел дружбу взрослого и ребенка.