— Вы не понимаете, — вмешался в разговор другой мужчина. — Да, праздник древний. Но разве плохо, что мы соблюдаем традиции предков? Не навязанные легенды древнего Израиля, а то, чем люди жили на нашей земле. Праздник назывался, если переводить на наш язык, примерно «Зрелость лета». Время, когда солнце чаще всего бывает с нами. Бог солнца — Восточный бог — приходит к нам и одаривает нас своим теплом и своей благодатью. А мы благодарим его и приносим дары. Раньше его встречали, потом, к сожалению, эта традиция позабылась, и вы видите, в какое убожество мы превратились.
— Ты что, родновер? — спросил первый мужчина, сопроводив свой вопрос смайликом. — Может, хватит бред нести? Просто День города. Хорошо, что летом — даже вечером не холодно будет. Концерт будет, салют. И никаких жертв.
Этот комментарий собрал наибольшее количество «лайков». Оксана продолжила смотреть ленту.
«А вы не знаете, кто изображен на этом арте?» — спрашивала какая-то девушка, сопроводив вопрос фотографией фрески со стены разрушенной церкви.
Оксана заглянула в комментарии.
— Да ясно же, что это — Иоанн Креститель, — ответил мужчина. — Церковь-то в честь него была.
— А мне кажется, это — Христос, — предположил другой.
— Ну, нет, — возразила девушка. — Он, конечно, красивый, но взгляд недобрый, не как у Христа.
— А художник, может быть, видел так…
— Это и есть Восточный бог, — вмешался в разговор «родновер» из прошлого поста. — Именно таким его представляли наши предки много тысяч лет назад. Люди забыли о нем, увлекшись чужими сказками, но он не исчезал. Он возвращается снова и снова, и в этом году мы наконец-то сможем достойно его встретить.
— Вот же придурок! — Оксана бросила взгляд на аватар и имя «родновера». Ничего примечательного: имя «Анатолий Петров» и Джокер из «Темного рыцаря» вместо фотографии. Девушка свернула ленту и, отложив телефон, накрылась одеялом. Кондиционер в номере работал на славу.
16
— А ты зайдешь потом к нам? — Дима с надеждой смотрел на сидящего рядом отца. — У меня самокат новый. Я бы тебе показал его.
Кресло кинотеатра было удобным, в руках мальчик держал большое ведро любимого карамельного попкорна. Но все же в эту минуту Дима чувствовал себя абсолютно несчастным.
«Почему ты больше меня не любишь, папа? Что я сделал?»
— Мить, я не смогу, к сожалению. — Отец на секунду оторвался от телефона, виновато посмотрев на Диму. — Дел невпроворот. Вот и так вырвался, чтоб в кино с тобой сходить.
— А когда ты в следующий раз приедешь? — допытывался Дима. Он страшно боялся, что свет погаснет, начнется сеанс и он не сможет договорить с отцом.
— Думаю, не раньше, чем через месяц. — Николай Фортинский ободряюще улыбнулся сыну. — Но я тебе еще позвоню по видеосвязи и…
— Это очень долго! — Дима чувствовал, что сейчас снова разрыдается. — Папа, приезжай пораньше. Пожалуйста! Хотя бы через две недели.
— Митя, я бы очень этого хотел. — В голосе Николая появилось напряжение. — Но не смогу. У меня там работа. И…
— И?.. — Дима посмотрел в глаза отца.
— И другой мальчик. Не знаю, говорила ли тебе мама, но у меня недавно родился второй сын…
Дима разрыдался.
— И теперь ты меня больше не любишь?! — Мальчик сжимал в руках картонное ведро, попкорн из которого стал высыпаться на пол.
— Я люблю вас обоих. — Николай успокаивающе положил ладонь на Димино плечо.
— Ты врешь! — Дима попытался сбросить отцовскую ладонь, но она оказалась на удивление тяжелой. И холодной.
— Вру, — неожиданно подтвердил Николай. — И всегда врал, что люблю тебя. Сам подумай, как можно любить чертенка?
— У меня еще будут… и другие роли! — От слез защипало глаза. Дима попытался вытереть их одной рукой. — Это только начало.
— Нет, — услышал мальчик спокойный голос отца. — Это вся твоя суть. Жалкая роль второго плана — чертенок с облезлым хвостом и почти без текста.
— Заткнись! — Дима не мог смотреть на Николая, произнося эти слова. — Пошел ты на хрен! Понял! Урод долбаный! Иди ты…
Холодные пальцы больно впились в плечо. Дима вскрикнул.
— Я бы поучил тебя, как надо разговаривать со старшими. — Голос Николая стал вкрадчивым, он будто прислушивался. — Но нет времени.
Дима вдруг понял, что, кроме них с отцом, в зале никого нет. А еще, что он не слышит никаких звуков.
«Хотя один слышу».
Тихий шорох шагов и легкое позвякивание. Шаги медленные, словно неуверенные. Пока еще в коридоре за стеной зала. Но шаги неотвратимые.
— Папа?! — Мальчик почувствовал, что его плечо больше никто не сжимает.
Дима повернулся к отцу. Кресло, на котором тот сидел еще мгновение назад, оказалось пустым.
А шаги все надвигались. Шорох и позвякивание, шорох и позвякивание. Дима отбросил полупустое ведро с попкорном и побежал к двери запасного выхода.
«Вдруг там открыто?»
Дверь была заперта. Дима подергал ее на всякий случай, но все безрезультатно.
Звуки тем временем прекратились. Мальчик облегченно вздохнул.
«Может, она ушла? Кстати, кто?»
Основная дверь со скрипом раскрылась. В зал, неспешно ступая, ввалилась полуистлевшая мумия.