— Маленького мальчика. — Анатолий мягко покачивал Диму, будто убаюкивая. — В лесу… Интересно, во что он был обут?
— Кто? Мальчик? — Дима задумался. В книге, кажется, ничего не было сказано про обувь. — Об этом вроде не было написано.
«Хотя, может, я просто пропустил. А почему это важно? Меня в школе никогда учителя не спрашивали про обувь персонажей. Но раз Толик спрашивает, видимо, это важно. Буду теперь стараться запоминать про обувь».
— Наверное, он был босиком, — решил Анатолий, задумчиво скользя взглядом по стволу одного из дубов. — И ноги, наверное, испачкались, на земле же… Дима, а как думаешь, тому мальчику было страшно?
Дима хотел ответить, но смутился: Анатолий вдруг стал медленно кружиться по поляне, словно под какую-то музыку.
«Странно: такой страшный и грустный момент, а Толику будто весело. Хотя, может… Ну, просто настроение хорошее».
Настроение Димы, в принципе, тоже было хорошим. Судьба героев, безусловно, расстраивала его, но это ведь была выдумка великого Гоголя («Сказка просто»), а в реальности был Толик, такой добрый и заботливый. И полулежать на руках Толика было по-прежнему приятно, кружение не мешало.
— Да, думаю, он очень испугался, — кивнул Дима. — И ведьма велела парню… отрубить мальчику голову.
Дима запрокинул голову: лучи солнца весело прыгали по ветвям, листьям и иголкам. Кусок неба, со всех сторон окруженный кронами деревьев, казался бездонным и таинственным озером. Монотонное кружение успокаивало и усыпляло.
— Но тот парень ведь отказался это делать? — спросил Анатолий после некоторого молчания. — Отказался убивать мальчика?
— Нет, — вздохнул Дима так, будто сам был виновен в произошедшем. — Он отрубил мальчику голову.
— И кровь потекла…
Диме показалось, что дыхание собеседника участилось.
«Наверное, Толик устал. Я же тяжелый?»
— Брызнула, — поправил Дима, посмотрев на мужчину. — Там было написано: «Кровь брызнула ему в… глаза».
— Хороший рассказ Николай Васильевич написал, да? — Анатолий смотрел в темные Димины глаза с восторгом.
«Опять Толик смотрит на меня совсем как папа!.. Ну, когда он еще меня любил».
7
Фарид снова сидел над дедовыми тетрадями. Лег парень очень поздно, а проснувшись, тут же вернулся на кухню, продолжив чтение. Через полчаса ему нужно было ехать к родственникам по давно запланированным делам, поэтому сейчас он торопливо пробегал глазами ровные строки. Про внезапное появление лица у изваяния он решил спросить у Александра Евгеньевича.
«Хотя, может, он и не в курсе. Он вроде бы давно уже экскурсий не проводит и, наверное, не выходит из города. Но вдруг что-то слышал?»
«… Обращает на себя внимание то, что если найденные на других раскопах солярные символы однотипны, то возле скульптурных сооружений они как бы двоятся: есть привычные нам, хоть и довольно условные, изображения Солнца с как бы пустой внутренностью, а есть изображения Солнца со спиралевидным узором».
Рисунок узора прилагался. Фарид с благоговением коснулся его кончиками пальцев.
— Ну что за человек был! — воспоминания о деде вдохновляли.
«Это дает основания предположить, у данной цивилизации в рамках основного солярного культа существовал некий, так сказать, „подкульт“».
Чуть ниже этих строк была, видимо, позднейшая пометка карандашом: «Возможно, именно этот „подкульт“ и приносил детей в жертву. В других захоронениях детских костей, по крайней мере, в таком количестве обнаружено не было».
Фарид нахмурился, возвращаясь из детских безоблачных воспоминаний к суровой жизни, пусть и далекого прошлого.
«… Найдены окаменелости. Первоначально предположили, что они представляют собой кусочки янтаря, но химический анализ показал: это окаменелый мед. Удивительно, что он сохранился!»
Фарид в очередной раз умилился искреннему интересу деда к истории края.
«Вероятно, мед использовался во время проведения обрядов. Возможно, его употребляли участники обряда или как бы приносили его в жертву».
— Вместе с детьми, — вздохнул Фарид. — Варвары больные…
Молодой человек подпер рукой чисто выбритую щеку, размышляя о жестокости людей. Хотя сталкиваться с преступлением лицом к лицу ему еще не приходилось, он, конечно, уже успел наслушаться от старших коллег про подробности дел, которые тем приходилось расследовать. Подробности добропорядочного Фарида шокировали. Причем шокировали, как правило, своей банальностью, какой-то убогой шаблонностью. Там алкоголь стал причиной двадцати ножевых ранений, тут наркотики — изнасилования, где-то еще корысть — причиной двойного убийства.
Лишь одно дело в Красногвардейске резко выделялось на фоне остального шаблонного зла — дело о серийном убийстве детей. Расследовали его задолго до рождения Фарида, но подробности стали известны ему не только из разговоров со старшими коллегами. Про их красногвардейского маньяка сняли несколько передач.
Фарид посмотрел только одну из них, но постарался ее забыть — настолько омерзительными показались ему мотивы преступника. Вот и сейчас молодой человек замотал головой, будто отгоняя неприятные воспоминания.