Молк

— …Я позвонил, — продолжил мальчик, вытирая слезы. — А папа накричал на меня. Что мне только деньги от него нужны, как и маме. Что у него другая семья и другой сын. Лучше меня. И что я ему неинтересен и не нуж…

Дима уткнулся лицом в плечо Анатолия, давясь всхлипами.

— Действительно, он — долбаный урод. Не грешно и возненавидеть такого.

Дима замер. Слова Толика опровергали мамины. Мальчик поднял голову и посмотрел на мужчину покрасневшими глазами.

— Мама мне запрещает его ненавидеть.

— Напрасно. Ты имеешь на это полное право, — серьезно сказал Анатолий.

— Она ударила меня по губам. Когда я сказал… — Дима вдруг испугался.

«Такое нельзя говорить!»

— Что же ты сказал?

— «Чтоб он сдох».

Анатолий захохотал и поцеловал Диму в лоб: мальчик почувствовал и нежность губ, и жесткость бритого подбородка.

Вообще Дима не любил «нежностей» по отношению к себе. Дело было даже не в стереотипном представлении о мужественности — просто неприятно. Возможно, эта неприязнь была связана с отсутствием привычки: близкие целовали Диму крайне редко. Отец вообще никогда этого не делал, мама и Оксана ограничивались праздниками.

«После них помада еще… Фу».

Нежность же Толика понравилась Диме, потому что она оказалась уместной. Оказалось, что не нужно считать себя виноватым. Оказалось, что не все взрослые наказывают за справедливую ненависть.

— Ты даже имеешь право желать ему смерти. — Анатолий смотрел на Диму. — Но, знаешь, есть решение получше.

— Какое?

— Прости его. — Мужчина все так же пристально смотрел на собеседника. — Он совершил громадную ошибку. Люди действительно иногда разводятся, но бросать своих детей — просто глупо. Возможно, потом он захочет общения с тобой…

— Я не захочу! — возмутился Дима.

— Имеешь полное право, — кивнул Анатолий. — Но сейчас прости его, отпусти и сконцентрируйся на хорошем — заботе о маме и сестре, учебе, дружбе… На большой цели, которая у тебя обязательно появится.

Но, откровенно говоря, я не могу оправдать твоего отца — не общаться с таким замечательным мальчиком, как ты…

— Толик… — Слова Анатолия были приятны и смущали одновременно. Дима решился на признание: — Мне очень одиноко. Понимаете, мама любит меня, и я — ее. Ксюша тоже любит меня… Вроде бы. У меня много приятелей в школе, но все равно мне одиноко. Даже когда мы дружили с Мишей… И мне стыдно за это чувство. Потому что столько людей хорошо относятся… А я…

— Я тоже одинокий, — серьезно сказал Анатолий. — Многие любят меня, я тоже многих люблю… Но, Дима, если бы ты знал, как остро я ощущаю иногда одиночество.

— Толик, это правда? Вы не для того, чтобы меня успокоить, так говорите? — Дима не верил своим ушам. Как такой человек, как Анатолий, может чувствовать себя одиноким?! Это же удел слабаков и хлюпиков.

— Абсолютная правда. — Анатолий поплыл к берегу, увлекая за собой мальчика. — Дима, я не могу тебе этого описать, но иногда я как будто отделен от других людей. Это ужасно. Я тоже плачу временами… Но надо быть сильным и уметь находить радость в других вещах. Тем более, может, ты еще встретишь своего человека.

Дима слушал Анатолия молча, ощущая легкость и прохладу воды, и грубые прикосновения сильных пальцев к своим плечам и спине. Происходящее поразило мальчика: его выслушали и не осудили, не потребовали любви к предавшему отцу, не смеялись над его слезами. Ни один посторонний взрослый до этого не говорил с ним так откровенно, так интимно, как с равным, веря, что он, Дима, уже способен понимать вещи вроде одиночества.

— Еще какие-то причины для грусти есть? — спросил Анатолий, чуть помолчав.

— Не хочу расставаться с вами, — вздохнул Дима, с завистью думая про счастливцев, которые могут общаться с Анатолием каждый день. Ведь, наверное, есть такие?

— Я с тобой тоже, Дима, — кивнул Анатолий. — Не забудь про нашу договоренность: на завтра назначен эксперимент.

— Не забуду, — будто поклялся Дима.

19

Фарид молча наблюдал за разговором Петра с Сережей. Хотя официально это и не считалось допросом, чувствовалось, что полицейский хочет вытянуть из опрашиваемого максимум сведений.

Беда была только в том, что Сережа, кажется, ничего не знал.

«Или очень хорошо играет. Хотя вряд ли».

— Да, это просто прикол был, — объяснял мальчик. — Я хотел Томку напугать, вот и сказал, что брата ее в жертву принесут, ну.

— Хороши приколы, — усмехнулся Петр. Фарид видел, как он начинает злиться. — Давай по порядку: откуда ты узнал про всю эту хрень?

— В группе городской был пост со ссылкой на канал, — начал свой рассказ Рома.

— Как канал назывался?

— «Летний праздник для всех». Я думал, так, тусить будем.

— Ты же подписался на этот канал? — наседал Петр. — Покажи его.

— Его удалили несколько дней назад.

Женя — девушка Петра — в это время принесла кофе для него и Фарида.

— Спасибо. — Фариду нравилась Женя, и он искренне не мог понять, почему Петр никак не женится на ней.

«Еще и изменил… Дурак».

О произошедшей прошлой весной измене Петр рассказал другу сам. Фарид был поражен: и случившимся, и отношением к этому Петра.