Молк

— Чтоб вообще никто из нас не пошел. — Оксана подплыла к мужу. — Вадик, мне здесь все неприятно: и город, и музей, и озеро это. И я чего-то боюсь. Праздника их боюсь… Знаю, звучит глупо, ведь мы и остались здесь ради этого долбаного праздника.

— Мы остались ради Димы. Чтобы его порадовать. — Вадим притянул к себе жену и обнял ее. Держась на плаву, семья Тимофеевых медленно закружилась, словно космонавты в невесомости. — Он натерпелся за эти дни. Да, он, конечно, сам убежал тогда в рощу, но он явно не хотел ничего плохого сделать.

Оксана кивнула, щурясь на солнце. Вадим подумал, что жена очень милая.

— И уезжать сейчас — слишком жестоко по отношению к нему, — продолжал Вадим. — Мы побудем на празднике недолго. Диму далеко от себя отпускать не будем. И поедем в отель. А завтра — на море. А сегодня пусть Димка еще с Александром Евгеньевичем пообщается. Ему интересно…

— С человеком, у которого на стене висит фотография маньяка-педофила. — Оксана посмотрела в глаза Вадима. — Это нормально, по-твоему?

Вадим на мгновение задумался.

«Пожалуй, ненормально. Но если я так скажу, нам точно придется сейчас уезжать. И Димка расстроится, потому что сто процентов не поймет причины бегства».

— Насколько я понял, они были близкими друзьями, — осторожно сказал он. — Александр Евгеньевич ведь рассказывал, что даже заболел, узнав всю правду…

— Но за столько лет ведь можно… Нет, нужно было уже поверить! — возмутилась Оксана, сжимая плечи Вадима тонкими пальцами. — Ты смотрел передачу про это дело?

— Смотрел… Давно.

«Я оттуда запомнил только, что он черные ботинки… любил. В прямом смысле, да. Да, кукуха там поехала, конечно».

— И я смотрела! Сейчас вот, пока загорали. Там доказательств выше крыши. Он сам снимал, как детей мучил и убивал. Сам, понимаешь?! Чтобы потом пересматривать, потому что его это заводило. Его страдания детей заводили! Ублюдок… В передаче не все, что было на пленках, показали, конечно, потому что там, видимо, совсем жесть была… Но там видно его лицо…

«Которое я видел сегодня во сне».

— И Александр Евгеньевич сам рассказал вчера, что смотрел материалы дела! Видел отрубленные головы и ноги. И все равно оставил фотографию красоваться на стенке. Это ненормально!

— Ты думаешь, что Диме опасно с ним общаться?

Вопрос, кажется, смутил Оксану. Несколько минут чета Тимофеевых продолжала кружиться в молчании.

— Ксюш, я не спорю, может, Александр Евгеньевич поступил странно. Хотя, честно говоря, я не знаю, как я бы вел себя на его месте. Ну, если бы мой друг оказался таким. Я не говорю про одобрение, но попытаться понять…

— Что ты собрался понимать? — В тоне Оксаны появились столь ненавидимые Вадимом нотки.

«Она обращается ко мне, как к ребенку. Да еще и ребенку-дурачку».

— Мотивы… И как я не смог его раскусить… Так ты считаешь, что Александр Евгеньевич опасен для Димки? — пошел в наступление Вадим.

— Я не знаю. Но знаю, что Дима должен быть у нас на глазах… Вадик!

Оксана с ужасом смотрела на пляж. Вадим повернулся и приставил ладонь к глазам.

Людей на пляже было множество, но Вадим все равно разглядел Диму. Его на руках уносил Анатолий.

12

Дима плыл к берегу все медленнее. Предстояло обдумать полученную в музее информацию: и про Тухачевского, и про обряд, и про друга Александра Евгеньевича.

В принципе, сам того не подозревая, мальчик был согласен и с Александром Евгеньевичем, и с Вадимом: Толик мог быть просто похож на того Анатолия.

«Но Александр Евгеньевич сказал, что тот его друг убивал людей. Отрубал им ноги. А я ведь видел это! Толик в моем… сне так делал!»

Дима задумался. Как взрослый человек, он понимал, что в снах содержится, мягко говоря, не самая достоверная информация. Но впечатления оказались яркими, даже ярче бегства от мумии.

«Может, это его отец? Или брат?»

В выходной день на пляже было шумно и многолюдно. Люди катались по озеру на лодках и сапах.

Праздничные мероприятия проводились в поле, недалеко от озера — в противоположной стороне от дома Томы и Ромы. С поля доносилась музыка, перекликаясь с музыкой из стоявших на пляже автомобилей и лежащих на полотенцах многочисленных колонок.

«Еще и узор этот на украшении, которое друг Александра Евгеньевича нашел. Я его два раза уже видел в снах».

Откуда-то донесся мгновенно выбивающий слюну аромат шашлыка.

Мальчик вздохнул, с тоской и удовольствием вспомнив вчерашний завтрак. Дело, конечно же, было не в шашлыке и крепко посоленных половинках огурца. И даже не в хлебе.

Дело было во взаимной искренней заинтересованности. И в свободе, легкости общения. Такую легкость мальчик испытывал только в общении с Мишей.

«Но Миша не знает так много, как Толик. Все-таки он просто похож на того мужчину».

Дима словно доказывал самому себе теорему: если Толик понял его, Диму, понял и поддержал, значит, они друзья. А если они с Толиком друзья, то Толик не может быть плохим.

«Но у Александра Евгеньевича ведь тоже был друг, и, наверное, он казался ему хорошим. А на самом деле он был плохим и убивал людей».

Да, не доказывается теорема. Мальчик вышел из воды и сразу лег на полотенце, подставляя лицо солнечным лучам.