— Ладно, пусть будет здесь. Только поглядывайте, не идёт ли полисмен. — Правда, я по-прежнему не знала, будут ли полицейские возражать против надписей мелом, но так выглядело гораздо опаснее и увлекательнее. Потом, опустившись на колени, истратила остатки мела, чтобы поспешно нацарапать: «МИТИНГ ЗА ПРАВО ГОЛОСА ДЛЯ ЖЕНЩИН! СТАРЫЙ КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ, СУББОТА, 20:00. БИЛЕТЫ 1/6».
— Ну вот, годится, — несмотря на то, что меня потряхивало от возбуждения, голос звучал бодро и по-деловому. Знаю, я часто это говорю, но, похоже, из меня действительно получилась бы хорошая актриса. Надо попробовать принять участие в следующем школьном спектакле, если нам, приходящим ученицам, разрешат ещё что-нибудь поставить.
— Стоит поспешить, пока нас не арестовали за порчу государственной собственности, — усмехнулся Фрэнк, и мы торопливо двинулись в сторону Дорсет-стрит.
— Если честно, — призналась я, переходя дорогу, — я не вполне уверена, что стоило беспокоиться из-за полисмена. Думаю, против мела он бы не стал возражать — это же не краска. В смысле, арестовывать нас не за что.
Но Фрэнка это нисколько не расстроило: напротив, вид у него был чрезвычайно довольный.
— Что ж, — беспечно ответил он, — всё равно выглядело так, будто мы нарушаем закон. Надо сказать, нервы щекочет будь здоров. Вот бы рассказать об этом в школе…
Я окинула его обеспокоенным взглядом.
— Но вы ведь не станете, правда? Вы ведь обещали.
Похоже, Фрэнка это задело.
— Разумеется, нет. Моё слово — кремень. Или что-то вроде того. Так что не тревожьтесь.
Я была ужасно рада это слышать.
— А то ведь Гарри такой: узнай он об этом, уже бы нёсся прямиком к папе с мамой. Меня бы тогда ещё пару месяцев из дома не выпустили.
— Знаете, Гарри не так уж и плох, — возразил Фрэнк. — Держу пари, он бы не стал на вас доносить.
— О, это вы не знаете, каким он бывает дома. Хотя нет, на самом деле знаете: вы же видели, как он швырнул в меня носки.
— Он бывает несколько… хамоват, не отрицаю.
— Несколько?
— Ладно, ладно, чересчур хамоват. Но уж поверьте, он гораздо лучше обо всех вас отзывается, когда вас нет рядом.
— С трудом верится, если честно.
— На днях Мёрфи — это парень из нашего класса — сболтнул что-то вроде: мол, не повезло Карберри, полон дом девчонок, — сказал Фрэнк. — Он ведь знает, что у Гарри три сестры.
— Ну, могу только представить, в каких выражениях Гарри с ним согласился. Он вечно твердит нам, как это ужасно.
— По правде сказать, он вас защищал. И ваших сестёр. Рассказывал, что все вы «славные девчонки».
— Вы это придумали! — воскликнула я, не веря собственным ушам.
— Нет, честное слово, он так и сказал! И вообще, говорит, иметь сестёр не так страшно, как старшего брата, который всегда будет лучше тебя играть в регби. У Мёрфи брат в основном составе, — добавил Фрэнк, — а сам он даже не в юниорской команде, как мы с Гарри.
Я была так удивлена, что просто не находила слов.
— Безусловно, он может быть на редкость раздражающим, — продолжал Фрэнк. — И с вами, не стану скрывать, он ведёт себя по-скотски. Но, знаете, со временем он это перерастёт.
И тут я впервые в жизни задумалась, что, может, он и прав.
Больше мы о Гарри не говорили — в основном о книгах: мы оба без ума от
— Мне она, конечно, тоже нравится, — сказала я. — Но всё же я предпочитаю книги, в которых происходит что-нибудь волшебное: читаешь их и понимаешь, что всё может вдруг измениться и стать гораздо интереснее, чем обычно.
— Полагаю, в реальной жизни всё тоже может измениться, — возразил Фрэнк. — Держу пари, пару месяцев назад вы и подумать не могли, что будете выписывать политические лозунги на тротуарах.
— Думаю, вы правы, — согласилась я. От этой мысли мне вдруг стало тепло и приятно, пусть и не так волшебно, как если бы я взаправду встретила древнего Саммиэда, способного исполнять желания, как в
— А мальчики в школе что-нибудь говорят о суфражетках? — спросила я. Мне было ужасно любопытно, что думают об этом мальчики-ровесники, но поинтересоваться у Гарри, не вызвав его подозрений, я не могла.
Фрэнк, похоже, слегка смутился.
— Не думаю, что мне стоит об этом рассказывать.
— Сомневаюсь, что услышу что-то, чего не слышала от тёти Джозефины или Грейс Молиньё, — усмехнулась я. — Это самая ужасная моя одноклассница.
— А я практически уверен, что они переплюнут даже Грейс Молиньё. Какой бы ужасной она ни была.
— Ну же! Можно мне всё-таки об этом узнать?
— Только если вы настаиваете, — вздохнул Фрэнк. — Ладно… Они считают, что суфражетки — просто отчаявшиеся старые девы, которые хотят заполучить право голоса, потому что они не могут заполучить мужей.