Молнии в ночи [Авторский сборник]

А после войны Валиджан вернулся на завод. До сих пор стоит у вагранки, предав полному забвению увлечения мальчишеских лет: стихи, фотографию. Но он не жалел, что судьба его сложилась так, а не по-иному, он любил свой завод и свою «горячую» профессию.

А что любит Али?

Валиджан вновь поглядел на старую фотографию… В годы войны братишка беззаботно носился по улицам, в рубашке, выбивавшейся из трусов. Но и его не миновало военное лихо: сам голодал и видел, как трудно жилось всем вокруг, — многие пробавлялись лишь вареной свеклой, а иные падали от голода у своих станков…

Все это не могло не врезаться в детскую память. Почему же Али вырос таким беспечным?.. Вон ведь какой верзила — горы мог бы свернуть! А растрачивает силы черт знает на что. И разве он, Валиджан, не виноват в этом? Увлекся работой, обзавелся семьей, а братишку забросил, как когда-то свой фотоаппарат. А ведь Али — родная кровь. И не потерянный же он человек! Не случайно полюбила его такая славная девушка, как Фарида.

Или любовь слепа?

VI

Спустя неделю Валиджан навестил мать. Пришел не с пустыми руками — принес гостинцы: сливочное масло и разные сладости. Халниса-хола, готовившая плов, при виде старшего сына так вся и просияла… Ласково шлепнув его по плечу, она проговорила:

— Легок на помине! Только что о тебе подумала.

Она приняла из его рук сверток с гостинцами, пробормотала молитву. Валиджан дал ей и немного денег. Она начала было отказываться: «Ох, сынок, самому пригодятся, детишек же полон дом!», но потом сдалась на уговоры сына, взяла деньги и снова принялась за молитву, длинную-предлинную. Присев на супу, Валиджан поинтересовался, где брат.

— Вышел. Вот-вот должен вернуться. Выпей-ка пока пиалку чая, а я плов принесу.

Вскоре явился Алиджан. Не оглядываясь, прошел в дальний угол двора к любимому псу, Каплану. Присел возле, потрепал собаку по шерсти. Потом вымыл руки в арыке и только тут заметил брата. Вытерев мокрые ладони о рубаху под мышками, не спеша приблизился к супе и вместо приветствия только буркнул:

— А, ты…

В это время показалась Халниса-хола, с большим лаганом, полным плова.

Валиджан посмотрел на лаган, улыбнулся:

— Гляди-ка, все еще служит!

— Не разобьем, так еще век прослужит! — Халниса-хола вздохнула. — Покойный ваш отец любил добротные лаганы… Этот вот изготовил сын Мирсаида-гончара.

— Помню его. Творения гончаров, и правда, вечны. Во время раскопок много находят глиняных изделий: тысячелетия прошли, а они целехоньки. Настоящий-то труд бессмертен!

Алиджан сидел, поджав под себя ноги, хмурый, молчаливый; словно бы лениво бросал в рот щепотки плова. Брат продолжал, обращаясь к матери, но косясь на Алиджана:

— Мы у себя на заводе тоже чести не роняем, сейчас выпускаем хлопкоуборочные машины. Красавицы! А как завод вырос — целый город.

Алиджан покривился: опять его воспитывают!.. Он вытер руки, поднялся. Брат тоже встал:

— Отойдем-ка в сторонку. У меня к тебе разговор.

— Чувствую. Выкладывайте-ка побыстрее, что там у вас.

— Торопишься?

— Предположим.

— Ох, колючка! Ладно, если спешишь, я в двух словах: давай устраивайся к нам на завод.

— Спасибо за свежую идею.

— Что, что?

— А то, что свой воз сами и везите. А меня не троньте!

— Недотрога выискался! Ты оглянись вокруг. Сверстники твои страну отстраивают, богатырские вершат дела! Работают в жару и в холод, в дождь и в бурю. А ты?.. Слоняешься — руки в брюки — по махалле, отираешься возле чайханы… Пора бы и о завтрашнем дне подумать. Долго еще собираешься бить баклуши?

— Мое дело.

— Ах, твое?

— Именно.

— Лодырь ты — подстать Буриходже-амаки!

— Эй-эй! — глаза Алиджана загорелись недобрым блеском. — Попочтительней о старших!

— Вот-вот, чудный пример для тебя, есть кому подражать!

— Тебе, что ли?..

— А хотя бы и мне! Я-то работаю. А не сижу на шее у матери.

— Ах, вот ты как?

Алиджан, вспыхнув, бросился на брата, крепко схватил его за ворот — Валиджан даже не пошатнулся. Они стояли друг против друга, глаза — в глаза; Алиджан тяжело дышал…

Халниса-хола в начале этой ссоры сидела на супе, съежившись от страха и растерянности. Но когда запахло дракой, она, опомнившись, сорвалась с места, кинулась разнимать братьев. Повиснув на руке Алиджана, закричала, зовя на помощь. На крик прибежал сосед, молодой мельник. Он оттащил Алиджана от старшего брата, поволок его к дому:

— Не стыдно тебе? Опомнись…

Халниса-хола, стоя посреди двора с растрепанными волосами, взахлеб причитала:

— Войдод, горе мне, горе! Уж лучше умереть, чем терпеть такой срам на старости лет!.. Ох, сыночки мои…

Валиджан подошел к ней, ласково обнял за плечи:

— Не расстраивайтесь, мама… Мне, наверно, лучше уйти.

— Иди, сынок, иди, — мать легонько подтолкнула его в плечо. — Уж не обессудь, сам знаешь, какой нрав у брата… Кипяток! Иди, сынок.

Валиджан с убитым видом направился к калитке. Толпившиеся во дворе соседи провожали его сочувственными взглядами. Все были возмущены поступком Алиджана, поднявшего руку на старшего брата.