Молнии в ночи [Авторский сборник]

Было это зимой, а зима тогда выдалась ярая, снежная. Снег валил и валил несколько дней подряд, пышно лег на крыши, дувалы, занес дороги. Ветви деревьев гнулись под его тяжестью, во дворах, вдоль тротуаров выросли огромные сугробы. Снег хрустел под ногами, в иных местах его намело по колено. Небо ненадолго прояснилось, а потом снова затянулось какой-то грязно-желтой мутью, снова на город посыпалась снежная крупа. И ударили морозы. По улицам метался пронизывающе-студеный ветер, колол лицо, щипал уши. Снег на улицах затвердел, лошади и верблюды медленно, осторожно переступали ногами, из ноздрей у них вырывались клубы пара. Колеса тяжелых грузовиков приходилось обматывать цепями, и все равно они буксовали. Стоило прохожему остановиться хоть на миг, как у него коченели ноги. Горожане не ходили, а трусили торопливой рысцой. Холодно, туманно, неуютно… Старики вспоминали, что такая же лютая зима была лет тридцать назад. Говорили также, что небывало жаркое лето уже предвещало и небывало суровую зиму.

Холод загнал стариков в теплые комнаты, да и люди помоложе старались не высовывать носа из дому. Лишь неугомонным ребятишкам нипочем были ни мороз, ни ветер. Их трудно было загнать домой. От веселой возни — в снегу, на ветру — их щеки алели, как спелые гранаты. Зима, заковавшая в лед ручьи и арыки, выстудившая жаркие печи, заставившая прохожих ежиться и дрожать от холода, скрывшая солнце за сплошной белой пеленой, оказалась бессильной перед непоседливой ребятней. Кипевшая в ребятах энергия, негасимый пыл маленьких сердец, чудилось, могли растопить снег и лед, отогреть студеный воздух.

На одной из улиц, выходивших к реке, дети с утра дотемна катались на санках. Под вечер они начали расходиться по домам. Лишь крохотная девчушка в синей шубке задержалась — она так долго и с таким нетерпением ждала, когда же ей можно будет вдоволь покататься с ледяной горки, и вот, наконец, горка вся в ее распоряжении. Девчушка ложилась на санки животом, и сани мчались вниз и скользили по берегу, вдоль извилистой речки. А потом девочка снова втаскивала санки на горку, и опять — вниз, к реке… Девчушка намерзлась и проголодалась, но слишком уж велико было наслаждение — пользуясь тем, что никто не мешает, снова и снова лететь на санях вниз, и у самой реки, раскинув руки, как ласточка крылья, круто сворачивать в сторону.

Темнело… На улице и на мосту стало совсем безлюдно, лишь изредка пробегал запоздалый прохожий, прикрывая варежками нос и щеки…

Девчушка взбежала на горку, легла на санки, ринулась вниз — и вдруг пропала из виду. Прошла минута, другая — девочка все не появлялась… На улице было тихо, пустынно — никто и не заметил ее внезапного исчезновения.

На балкон трехэтажного дома, выходившего окнами на речку, вышла женщина в пуховом платке, осмотрелась — и обмерла: она увидела, как человек, который медленно, чтобы не поскользнуться, переходил через мост, неожиданно остановился, как вкопанный, швырнул в снег корзину и, даже не сняв ватника, перемахнул перила и прыгнул в реку. Женщину кинуло в дрожь. Спятил он, что ли? Может, с собой решил покончить?.. Опомнившись, она ворвалась в комнату и, дрожа и запинаясь, рассказала о происшедшем сыну. Тот, недолго думая, накинул на себя пальто, рванулся к двери. Женщина попыталась было удержать сына, — если кто надумал утопиться, того не спасти! — но парень уже выбегал из квартиры, она только успела крикнуть вслед: «Осторожней!».