Молнии в ночи [Авторский сборник]

Алиджан готов был провалиться сквозь землю. Что он мог возразить старому учителю? На такие упреки отвечают не словами, а делом. Он стоял молча, понурясь… Абдугани-ака в горьком недоумении, покачал головой, и, даже не попрощавшись с Алиджаном, удалился прямой, негнущейся походкой. Алиджан совсем сник. Он уважал своего учителя, да и все ребята любили Абдугани-ака, как родного отца. Юноше тяжело было перенести его презрение… А Абдугани-ака, отойдя уже далеко, не выдержал и обернулся. Он увидел, как его нерадивый ученик шагает прочь от медресе.

Алиджан шел домой.

XVI

Утром Халниса-хола, обеспокоенная угнетенным видом сына, спросила:

— Стряслось что, сынок?

Он не ответил, и она нерешительно добавила:

— Туда-то… пойдешь еще?

— Нет, мама, — твердо сказал Алиджан. — Никогда.

Халниса-хола только вздохнула.

А Алиджан, позавтракав, нахлобучил чустскую тюбетейку и отправился в чайхану. Таджибай, за последнее время подобревший к парню, все же посмотрел на него осуждающе: ишь, завсегдатай, времени ему некуда девать! Алиджан постоял на берегу речки, глядя на быстрые, неутомимо бегущие волны, потом подошел к парням, сидевшим на сури за шахматами. Они не обратили на него внимания — так были увлечены игрой. Он бы тоже охотно сразился в шахматы, но один из парней вдруг взглянул на часы, поднялся: «Уже девять, мне пора, с десяти смена». Вскоре разошлись и остальные, каждый по своим делам. А Алиджану некуда было спешить, ему стало совсем скучно и одиноко, — не легче, чем в медресе. Как назло, и Шамси не было! Алиджаном овладело чувство неприкаянности — никому до него нет дела, всюду он лишний… Он сел на сури, бросил пробегавшему мимо чайханщику:

— Чайку бы!

Принеся чайник чаю и надтреснутую пиалу, чайханщик поставил их перед Алиджаном и, не глядя на него, убежал.

Алиджан долго переливал чай из чайника в пиалу, из пиалы в чайник. Рядом, тесным кружком, оживленно беседовали какие-то парни… Один из них, нарезав огромную дыню, стал угощать друзей. Спор они вели о каких-то стычках на работе, парни горячились, а Алиджану все это было неинтересно. Да на него никто и не оглядывался: он тоже никого не интересовал. Выпив пиалу чая, Алиджан встал и побрел домой. Возле парикмахерской, на высоких нарах, поджидали очереди его приятели, бывшие одноклассники. Алиджан остановился, попросил у них папиросу, закурил, попытался завязать разговор ребята отвечали неохотно и как-то странно на него посматривали. Он узнал от них, что сегодня в доме одного из молодых учителей свадьба, и все они приглашены на нее. А его не пригласили, хотя учитель жил по-соседству. Недавно Алиджан с пьяных глаз нагрубил ему, оскорбил, — тот теперь, конечно, и слышать не хочет о грубияне! И ребята, разговаривая с Алиджаном, отводят глаза… Ну, и черт с ними! Обойдется без них. Но на сердце у Алиджана скребли кошки.

Проходя мимо соседского сада, Алиджан услышал кашель, щелканье садовых ножниц. Привстав на цыпочки, он заглянул через дувал. В саду возился с деревьями старый Сарымсак-ата. Ему уже перевалило за восемьдесят, и силы иссякали, но каждый вечер он обходил свой сад, менял подпорки в винограднике, ухаживал за фруктовыми деревьями. Алиджан часто видел старика за работой: за бельбох засунуты кривой нож, похожий на крючковатый нос, и гребень для расчесывания бороды; белый, подсиненный платок, чорси, перекинутый через плечо, чуть подрагивает — походка у старика неверная; и руки дрожат — а все ищут дела! Вот и сейчас Сарымсак-ата, покашливая от натуги, обрезал трясущимися руками нижние ветви деревьев… Алиджан поздоровался с ним:

— Хорманг! Как поживаете, ата? Как здоровье?..

Старик повернулся на голос, напряженно вглядываясь, сказал:

— Спасибо, сынок. Прости меня, старого, не разберу — кто ты?

— Я ваш сосед, Алиджан.

— Как твои дела, Алиджан? Не поступил еще на работу?..

В вопросе Сарымсака-ата слышались и упрек, и участие. Алиджану не хотелось ею огорчать:

— Поступаю.

— Вот и хорошо… Вот и ладно…

Алиджан попрощался со стариком, зашагал к дому. А Сарымсак-ата снова защелкал ножницами. Вот неугомонный! Ему уж о смерти пора думать, а он все трудится, остатки сил отдает деревьям. Совсем дряхлый, а не помышляет о покое…

Вечером Алиджан не утерпел, прошелся мимо дома, где справляли свадьбу, — со двора доносились оживленные голоса, смех, звуки бубна. У Алиджана сжалось сердце от зависти и тоски. Медленной, угрюмой походкой поплелся домой. Увидел бы его кто — не узнал бы: богатырь, подобный могучему льву, выглядел сейчас мокрой курицей.

Халниса-хола сообщила сыну, что заходил учитель Абдугани-ака, сказал, что у него важный разговор к Алиджану, и попросил, чтобы Алиджан заглянул к нему домой.