— Странное, ты говоришь? Все эти фигурки, по твоим словам, очень миленькие, или я ошибаюсь? Может, есть какая уродливая? Может, какая-нибудь из них держит во рту такой маленький острый ножичек? А может, есть такая, что держит маленький топорик?
— Этого нет.
— Обезглавленных жаб он пока не присылал, ты уверена?
— Нет, но…
— Последние несколько лет твоей жизни, Шейн, были вполне спокойными, хотя и не лишенными событий. Ясно, теперь тебе хочется, чтобы этот парень был из числа преступников, кто-нибудь вроде Чарльза Мэнсона[2]
. Но тут тебе явно не повезло, бьюсь об заклад, что это самый нормальный мужчина, ты ему нравишься, но он боится к тебе подойти, к тому же он, наверное, очень скромный и, конечно, романтическая натура. Как у тебя с личной жизнью?— У меня нет личной жизни.
— Это почему? Ты ведь не девственница. В прошлом году у тебя был…
— Ты же знаешь, что из этого ничего не вышло.
— И с тех пор больше никого?
— Никого! Ты думаешь, я развратница?
— Ну и ну! Два любовника за двадцать два года жизни, да тебя сам папа римский не причислит к этой категории. А ты лучше успокойся. Расслабься. Перестань терзать себя по пустякам. Живи как живется. Этот твой парень может оказаться принцем из «Золушки».
— Наверное… наверное, я последую твоему совету. Наверное, ты права.
— И все-таки, Шейн.
— Что еще?
— На всякий случай тебе стоит вооружиться. Например, револьвером побольше. «Магнум» будет весьма кстати.
— Ох уж эти твои шуточки.
— Шуточки — это моя профессия.
В следующие три дня кто-то принес к дверям еще двух жаб, и в субботу утром, это было двадцать второе. Лора испытывала в равной мере растерянность, раздражение и страх. Конечно, никакой такой тайный обожатель не станет так долго затягивать игру. Каждая новая жаба была скорее насмешкой, чем подарком.
Почти весь вечер накануне она просидела в кресле у окна гостиной, не зажигая света. Сквозь полузадернутые шторы она могла видеть ступеньки перед входом. Она поймает его на месте преступления, даже если он явится ночью. В половине четвертого он еще не появился, и Лора задремала. Утром, когда она проснулась, она не нашла у дверей обычного пакета.
Приняв душ и быстро позавтракав, Лора спустилась во двор за домом, где под навесом у нее было место для машины. Она собиралась поработать над справочными материалами в библиотеке, и погода располагала к этому. Зимнее небо покрывали низкие серые тучи, и в воздухе чувствовалось приближение бури, что было для Лоры дурным предзнаменованием; тревога еще более усилилась, когда она обнаружила в своей запертой машине еще одну коробку. Она была готова расплакаться от бессилия.
Вместо этого она вскрыла пакет. Все прежние подарки были дешевыми — не стоили более десяти-пятнадцати долларов, а за некоторые платили даже не больше трех, но эта фарфоровая фигурка была прекрасной тонкой работы и стоила по меньшей мере пятьдесят. Внимание Лоры привлекла не столько сама статуэтка, сколько коробка, в которой она лежала. Если раньше на коробках не было никаких надписей, то на этой стояло название магазина подарков — «Произведения искусства» — и его адрес на бульваре у Саут-Кост Плаза.
Лора поехала прямо по адресу и была у магазина за четверть часа до открытия, подождала на скамье на бульваре и первой вошла в магазин, как только отперли дверь. Владелицей магазина оказалась седая миниатюрная женщина по имени Юджиния Фарвор.
— Да, это наш товар, — подтвердила она, выслушав краткое объяснение Лоры и осмотрев фарфоровую жабу, — между прочим, я сама продала ее вчера одному молодому человеку.
— Вы знаете его имя?
— К сожалению, нет.
— Вы можете его описать?
— Я его хорошо запомнила из-за его размеров. Очень высокий. Наверное, футов шесть с половиной. Широкоплечий. Прекрасно одет. Серый костюм в узкую полоску и галстук тоже в полоску, синий с серым. Я похвалила костюм, и он сказал, что ему трудно купить для себя одежду.
— Он расплатился наличными?
— Не помню… нет, пожалуй, он пользовался кредитной карточкой.
— А у вас сохранилась копия вашего чека?
— Да, мы обычно приходуем чеки только через день или два и потом уже отправляем в банк для оплаты. — Миссис Фарвор провела Лору через магазин, между витрин, заполненных веджвудским фарфором, стеклом и хрусталем Лалик и Уотерфорд, фигурками фабрики Гуммель и другими предметами роскоши. Когда они вошли в ее кабинет, миссис Фарвор внезапно засомневалась, имеет ли она право открывать имя клиента. — А если у него самые невинные намерения, если он просто ваш поклонник, а мне он показался вполне приличным молодым человеком, даже очень хорошим, то тогда я ему все испорчу. Может быть, он пока не хочет вам открываться.
Лора приложила все усилия, чтобы понравиться женщине и завоевать ее доверие. Она не помнила, чтобы когда-нибудь говорила так красноречиво или с таким подъемом; она лучше умела выражать свои чувства на бумаге. На ее глазах появились искренние слезы, что удивило саму Лору больше, чем Юджинию Фарвор.