Молния Господня

  Джеронимо подумал, что не так и плохо, что в составе Трибунала столько местных - зато все сплетни известны. Однако, пока сообщенное не проливало света на происшествие. Если убитая обещала свести счёты с соперницей, почему сама оказалась убитой? Но что-то тут маячило. Не флорентинец и не миланец приехали, чтобы разделаться с толстой трентинкой. Отказавшись от версии об извращенце, следовало придерживаться фактов.

  Элиа послал Подснежника за Луиджи Салуццо, отправил Тимотео согреться и собрать денунциантов, а сам решил было направиться к августинскому монастырю, но Джеронимо, напомнив ему об оставшейся ветчине и необходимости позавтракать и предупредить Терезу, погасил его порыв в зародыше. За трапезой инквизитор поинтересовался прозвищем упомянутой Нунциаты, которое забыл Бари. Элиа ответил, что Тимотео ничего не забыл, он вообще ничего не забывает, - просто постеснялся произнести такое в присутствии Главы Трибунала. Джеронимо задумался и прекратил расспросы. Допрос Нунциаты Бораччи был короток. Она провела всю рождественскую ночь у своей подруги Эмилии, с её сестрой и двумя её племянниками. И те подтвердили, что гостья, порадовавшая их всех щедрыми подарками к Рождеству - никуда от них всю ночь не отлучалась. Это было странно. Почему бы ей не встретить Рождество с любовником?

  Разве это было бы не более естественным?

  Муж Бьянки провёл ночь вместе с друзьями - Туллио и Оливерио. Допросить последних не удалось - они были пьяны до положения риз. На этой стадии расследования, костеря про себя Элиа за то, что делает работу Чинери, Джеронимо распорядился узнать, чем располагала убитая? Оказалось, что и дом на Монастырской улице, и немалые деньги принадлежали самой Бьянке, доставшись ей от покойного отца. Сам же Алессандро Дуччио не имел ничего.

  Проспавшиеся дружки не смогли убедительно подтвердить, что Алессандро пребывал с ними неотлучно, а дыба довершила дело. Арестованный твердил, что на убийство его толкнула чертова Нунциата, она же подсказала, как избавиться от трупа. При этом он произнес-таки кличку, под которой она была известна в городе, - после чего покрасневший Джеронимо резко распорядился доставить арестованного и его пассию к Чинери - и никогда больше не упоминать о них. Мало того, что приходится делать работу магистрата, так ещё и подобные мерзости выслушивать в Святую ночь?

  Может, и вправду, отдохнуть от всей этой мерзости, съездив в Больцано? Впрочем, вспомнив, что предстоит сделать там, Вианданте поморщился. Мир смердел и загнивал, он утратил какие-то самые важные, самые значимые и самые прочные опоры, шатался и сползал всё ниже и ниже - к той беспросветной пропасти адской бездны, где светились страшные глаза дьявола. Он, наделённый властью судить и карать, не мог остановить это сползание, не мог воспрепятствовать распаду этих душ, их опошлению, омерзению, оподлению...

  Из душ воистину уходил Господь...

Глава 16,

  которая повествует о пребывании его милости мессира Империали в Больцано,  где инквизитор, не вылезая из-под одеяла, находит тело своего собрата,  а Леваро постигает новые дефиниции подлости и глупости.

  Вианданте отправился в Больцано через неделю после Рождества. Элиа напросился с ним вместе - мотивируя это тем, что когда-то бывал там и чуть-чуть знает город. Инквизитор согласился - лишняя пара глаз и ног лишней не будет. Пока же методично вспоминал, что знал о Спенто - привычки, склонности... Близки они никогда не были, и Вианданте мало что помнил о бывшем монастырском экономе. По дороге вспомнил о Франческе Романо - это имя почему-то единственное из всего рассказа Фьораванти запало в память. Надо поинтересоваться, нет ли у неё родни - братьев, жениха... Ведь Томазо могли просто отомстить, если факты, изложенные его монастырским собратом истинны... Впрочем, в этом Империали не сомневался - Умберто не лгал. Странно, кстати, в монастырских стенах, Дориа прав, многие отмечали удивительную двойственность Фьораванти, некоторую уклончивость его суждений и неопределённость нрава, но он оказался человеком порядочным, а вот о Спенто епископ Лоренцо был самого высокого мнения. Воистину, человек - самое непредсказуемое творение Божье...

  Больцано отделяло от Тренто почти 36 тосканских, как сказал Фьораванти. Это около 24 генуэзских миль...

  - На пути можно остановиться в трех деревеньках, - размышлял вслух Леваро. - Дорога в горах зимой опасна, есть несколько обрывов. Пройдём ли?

  Джеронимо рассмеялся и рассказал, как однажды один аббат из Сеттимо, человек грузный и толстый, ехал вечером во Флоренцию. По дороге спросил встречного крестьянина: "Как ты думаешь, проеду я в ворота?", подразумевая, успеет ли он добраться до города прежде, чем ворота закроют? "Ничего, отче, - успокоил его крестьянин, - телега с сеном проходит, пройдёте и вы". Вот и мы, думаю, пройдём...