Молния. История о Мэри Эннинг

Он зашевелил губами, будто пытаясь что-то сказать, но они все растрескались и пересохли. Я положила свой трофей и дала отцу воды. Он проглотил все, не пролив ни капли. А потом попытался сесть, но сил не хватило.

— Мэри… — позвал он еле слышно.

Я забралась на кровать и приблизила ухо к его губам.

— Молния Мэри, малышка моя, — прошептал он, поднял костлявую руку и протянул мне. Я взяла ее. На ощупь она напомнила пучок тоненьких веточек. Ладонь была влажной и холодной. Ее прикосновение сперва вызвало во мне ужас, но потом я почувствовала, как его костлявые пальцы смыкаются вокруг моих.

— Ты непременно поправишься! — сказала я. — Я боя­лась, что ты не выживешь, но прошло уже столько времени, а ты по-прежнему с нами. Я начала верить, что ты выкарабкаешься. Я и матушке об этом говорила, но она все равно так переживает. Ох и несладко нам пришлось, отец… Знаешь, а ты ведь ходишь под себя, пускаешь слюни и стонешь всю ночь напролет, так что даже заснуть невозможно, а еще тебя ни капли не заинтересовал череп угря и…

Он слабо сжал мою ладонь.

— Тише… Тише… — прошептал он.

Отец вновь закрыл глаза, и на миг мне подумалось, что это и был мой шанс попрощаться, а я растратила его на пустую болтовню.

Но тут он снова открыл глаза и улыбнулся.

— О, Мэри! Всегда оставайся такой!

— Обещаю! — ответила я.

— Моя ты девочка!

Он снова закрыл глаза и отпустил мою руку. Я вытерла ее о юбку — после отцовского прикосновения она стала холодной и липкой.

— Хочешь, я тебе череп угря покажу? — предложила я, но отец слабо покачал головой.

— Устал. Завтра. — И он провалился в сон.

Я пошла вниз, чтобы рассказать о случившемся матушке.

— Отец заговорил! И хочет завтра посмотреть на череп угря! Нужно дать ему сегодня яйцо, чтобы у него сил прибавилось.

— Да-да, конечно, сейчас, — засуетилась матушка. — Вот только яиц у нас осталось всего два. Я думала накормить вас с Джозефом, а то ведь вы у меня растете не по дням, а по часам.

— Отдай мое яйцо отцу, ему нужнее. Я больше не хочу расти. Мне и так уже жмет одежда. Платье стало таким тесным, что дышать тяжело, да и коленки оно теперь едва прикрывает.

Мои немногочисленные платья и впрямь стали невыносимо тесными, и носить их было сплошным мучением.

Матушка окинула меня долгим внимательным взглядом. Казалось, она вот-вот расплачется.

— Ты превращаешься в женщину, Мэри. И скоро будешь уже совсем взрослая. У тебя появятся свои детишки и муж, который станет о тебе заботиться.

В этот миг в дом вошел Джозеф, и очень вовремя, потому что я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать от злости. Матушка прекрасно знала: я терпеть не могу все эти разговоры о детях и мужьях.

— Мэри никогда не выйдет замуж, — сказал Джозеф. — Она рядом с собой никого не потерпит, не считая нас троих и этого ее расфуфыренного кавалера.

Мое лицо тут же покраснело от ярости, но я прикусила язык и промолчала — если честно, попросту не знала, что ответить. Меня страшно рассердило, что Джо так грубо отозвался о Генри, и в то же время почему-то захотелось плакать.

— Не дразни ее, Джо! Ей непременно встретится хороший парень. Очень скоро она выйдет замуж и родит своих деток.

— Ни за что, — прошептала я и сжала кулаки. Я готова была закричать на Джозефа или матушку, если они продолжат этот гадкий разговор. — Ни за что и никогда я не выйду замуж. И не буду прислуживать мужчине. Не хочу быть толстой, как бочка, из-за младенца. Не стану готовить и убираться днями напролет, гадая, когда же муженек вернется домой. Как какая-нибудь рабыня, у которой нет своей жизни, а есть лишь обязанности перед каким-то мужланом! — выпалила я. Изо рта у меня брызнуло несколько капель слюны и упало прямо на пол. Джо заметил это и расхохотался, что только сильнее меня разозлило. — Безмозглый мужлан вроде тебя, Джозеф Эннинг! — Я кинулась к двери.

— Нет уж, барышня, постойте-ка! — крикнула матушка. — Не смей так разговаривать со мной и с братом!

— Это почему же? — спросила я, резко обернувшись. — Потому что ты старше? Точнее, потому что ты уже старая, да?

— Мэри, Мэри… — с тяжелым вздохом сказала матушка. — Для нас настали трудные времена, и мы все страшно устали от тревог и забот, поэтому и не думаем, что говорим.

— Только не я! Я говорю лишь то, что думаю. Всегда. Слышите? Всегда! — С этими словами я выскочила из дома и громко хлопнула дверью.

Что на меня нашло? Разве отец не вселил в меня надежду, что он и впрямь поправится? Разве я не видела, как матушка устала за ним ухаживать? Разве не знала, что совсем недавно она потеряла еще одного своего драгоценного ребенка? А Джозеф разве не трудился в поте лица, лишь бы овладеть мастерством, которое поможет ему прокормить нашу семью? А мой горячо любимый отец — он ведь тоже мужчина, и притом лучший в мире, так в чем же дело?

Я побежала на Кобб. Гарри вместе с другими рыбаками готовил лодки к весне — покрывал их липкой черной смолой, чтобы вода не просачивалась внутрь.

— Неужто к нам пожаловала сама мисс Эннинг! — воскликнул Гарри и посмотрел на меня своими лучистыми голубыми глазами. — Как себя чувствует твой отец?